Подгоряне

девочку, если даже у нее родится мальчик! Так повелось там с

татаро-монгольских времен..,

Успокоил, называется.

- Оно бы лучше, девочка, - решает вдруг мама. - Мне вот бог не дал

помощницу. Одни вот эти, - она кивает на нас с Никэ, - озорники

повылуплялись... Может, хоть на старости лет господь даст мне внученьку.

То-то будет радость для меня!

- Ишь о чем она размечталась! - ухмыляется отец. - Доверит тебе сноха

свою дочку! Держи подол шире!..

- Ну, давайте сперва купим лошадь, а потом уздечку! - вспылил вдруг

Никэ. Он давно уловил отцовскую иронию и не обрывал родителя лишь потому,

что сам радовался его редкому веселью: роль дедушки явно пришлась по душе

отцу.

- Нет, Никэ, коня не приведешь с базара без уздечки! - говорит он со

значением.

- Хотя бы телеграмму дала, - сокрушается мама.

В тревогах и шутках проходило время в нашем доме. Тревожного, пожалуй,

было побольше. Однако после телеграммы, подписанной тестем и тещей Никэ,

братьями и сестрами жены, дядюшками ее и тетушками, телеграммы, из которой

брат узнал, что все там, на Дунае, обошлось благополучно, что все женины

родственники поздравляют его с рождением "лесного гайдука", брат мой вошел в

прежний ритм жизни и, кажется, с еще большим пылом отдавался футбольным

баталиям.

Сама телеграмма, может быть, представляла собой документ уникальнейший.

Текст умещался в двух строчках, зато подписи под ними потребовали около трех

страниц. Последнее обстоятельство немножко рассердило брата. Вместо

перечисления бесконечных родственников автор или авторы телеграммы могли бы

сообщить, сколько весит ребенок, на кого похож, как чувствует себя молодая

мать.

Мама, напротив, была очень довольна тем, что под телеграммой

подписалось чуть ли не полсела: значит, рассуждала она, там живут добрые,

заботливые и, главное, честные люди - не подменили мальчика девочкой. А если

Никэ не терпится поскорее узнать, сколько весит его сын, на кого он похож,

пускай седлает свой мотоцикл и мчится туда, на Дунай, Это лучше, чем глазеть

целыми вечерами, как двадцать бугаев гоняются за одним мячом. Так что пускай

едет да поглядит на жену и сына. На этот раз она более решительно отогнала

Никэ от телевизора. Передача "Сельский час" была для нее вдвойне приятна:

репортаж об окончании жатвы велся с юга, как раз из тех мест, откуда родом

была ее сношенька.

Что и говорить, мама была бесконечно счастлива, так же, впрочем, как и

отец.

2

Празднование Последнего Снопа проводилось по-новому. Выстраивались в

одну линию все комбайнеры и шоферы передовых хозяйств. Наряженные во- все

новенькое, они были повязаны полотенцами, которые своими концами свисали до

самой земли. Победители соревнований, те, что заняли первые три места по

району, стояли с надетыми на шею венками, сплетенными из колосьев пшеницы. В

их честь играли туш, причем делали это для каждого, когда ему вручались

подарки: телевизор, холодильник, радиоприемник, стиральная машина, отрезы

дорогой материи на костюм, огромный, размером с тележное колесо, калач,

конвертики с "наличностью" - да мало ли еще что!

Юные девушки в национальных костюмах и пионеры, похожие на живые цветы

в своих белых блузках и ярко-красных галстуках, подбегали к героям жатвы и

вручали им большие букеты цветов. Перед малость смущенными от таких почестей

победителями суетились газетчики, фото- и телерепортеры, которых старались

потеснить "фундаментальные" кинематографисты. Параллельно шла запись на

магнитофонную ленту коротких репортажей, а точнее бы сказать - рапортов

самих героев, которые на будущий год брали на себя повышенные обязательства.

Затем началось праздничное веселье, распространившееся на всех собравшихся

на главной городской площади. Крики "ура", цветы в воздухе, музыка, пляски,

хороводы!.. Словом, да здравствует Кормилец Хлеб! Слава Хлебу! Пусть растет

он даже на камне!..

В желании получше разглядеть людей мама так подалась вперед, что чуть

было не ткнулась лбом в кинескоп телевизора. Дедушка стоял позади, засунув

руки за ремень, как граф Лев Николаевич Толстой, и бормотал, кажется,

впервые одобрительно:

- Беш-майор... Коровьи образины!.. Вот это я понимаю! У них есть что

положить в амбар!.. Не будет гулять ветер по сусекам!..

Мама прямо-таки выпивала своими голубыми глазами все, что видела на

экране телевизора. В глазах этих сохранилась с девичьих еще лет

небесно-чистая синь, как сохранялась она с молодых лет и у ее отца, моего,

значит, дедушки. Над ними, глазами, оказалось не властно время. Ни годы, ни

бесконечные заботы и нужда, ни солнечные жгучие лучи на поле, ни пылища -

ничто не могло притуманить голубых, как лазурь, и широко и наивно раскрытых

на мир маминых очей! Сейчас они светились счастьем и умилением.

- Большой каравай испекут эти люди! - сказала она с придыханием и

умолкла, не найдя других слов, чтобы выплеснуть вместе с ними душевное

волнение. Она жадно пожирала взором щедрость степи, горы пшеницы на токах,