Вот и сейчас, возясь со своим мотоциклом, брат корчится от смеха, вспоминая трам-тарарам, поднятый неуживчивым стариком.
— Предлагал мне перебраться в его конуру! — хохочет Никэ. — Обещал научить кроильному искусству. Бондарничать и столярничать обещался научить.
Когда же я не принял его предложения и перебрался сюда, дедушка и тут не дает мне житья. Придирчиво следит, что я тут делаю, как веду хозяйство.
Боюсь, что в один прекрасный день он приволочет свое кроильное решето и установит в моей передней! Он уже приглядел в сенях, в одном углу, место для крупорушки…
— Перестал бы ты, Никэ, валять дурака, молоть языком! — пытался я остановить брата. — Довольно врать!
Никэ смотрел на меня в крайнем удивлении.
— Думаешь, вру? А ты спроси у родителей. Старик до сих пор бережет свою ручную мельничку, жерновок то есть, как редкую драгоценность. И решето хранит так же, хотя уже давно никто не пользуется им. Ни мельничка, ни решето никому теперь не нужны: отошло их время. Тем не менее дедушка продолжает ухаживать за своим инструментом. Сам уже не может поднять камень, чтоб сделать на нем новую насечку, на помощь себе зовет мош Петраке.
Водрузив на нос очки, целыми днями порою возится с тем камнем… Мою жену обозвал бездельницей, хотя она отвечает в совхозе за все финансовые дела, иной раз целыми ночами просиживает вместе с бухгалтерами над бумагами. Дома почти не бывает — некогда. Запасные ключи находятся у мош Петраке. А калитка не запирается. В наше отсутствие Петраке приходит и хозяйничает тут вовсю: поливает огород, пропалывает его. Приглядывает и за домом. Не забывает и своих соток, обрабатывает их. А чтобы не вступать в перепалку со своим старшим братом, не перечит ему, уступает во всем. Зная, как тот любит попариться в бане, готовит ее, греет воду, припасает мочалку и дубовый веник. Последнее время старый скандалист, точно селезень, постоянно полощется! Баней в основном он только и пользуется…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Занятый постоянными своими заботами, народ находит время и на то, чтобы позабавиться причудами самого древнего жителя Кукоары. Дедушка между тем был несокрушимо убежден, что это вовсе не причуды, что просто так, зазря, он ничего не делает и никаких пустых слов не говорит, то есть не болтает попусту. Будто строгий ревизор или инспектор, останавливается он чуть ли не у каждого двора и начинает по-своему оценивать обнаруженные им перемены: "Ну вот… Этот беш-майор построил себе не дом, а новую школу… Коровья образина!"
"Новой школой" дедушка называл большой просторный дом, каких теперь немало понастроено в Кукоаре, равно как и по всей Молдавии. И все-таки старик добавлял с досадой: ни у кого, мол, такого дома нет!.. Ишь, расхвастался! Иногда его страшно злили не новые дома, а железные ажурные ворота и высокие каменные погребицы посреди двора, и тогда старый придира ворчал: "Прежде люди учились на доктора, чтобы иметь кусок хлеба, а нынешние. — как их там?., мех… мехзаторы, моторщики разные, катаются в свое удовольствие на трескучих машинах и лопают кусок хлеба, намазанный толстым слоем масла!"
Когда он говорит про себя ли, вслух ли такие слова, то так и знай: дед остановился перед домом молодоженов. Новые семьи теперь по большей части составляются так: она учительница — он шофер; она врач — он тракторист, или комбайнер, или электрик, или высококвалифицированный рабочий с какого-нибудь ближайшего завода; этот последний ночует в селе, а днем сидит в кабине высоченного башенного крана, орудует там рычагами либо стоит у заводского станка.
Слов нет, село разительно изменилось, похорошело, как написал бы газетчик. Но почему же холодком, чем-то едва уловимым, нерадостным веет от его великолепия, внешней красоты? Почему при взгляде на красу эту в сердце твое непрошено вкрадывается легкая грусть, даже печаль? Все вроде бы есть в новом доме для человеческого благополучия: большая комната с модной, "современной", как ее называют, спальной мебелью; просторная, тоже "современная", гостиная. Газ. Вода. Электричество. Телевизор. Чего еще не хватает?.. Но чего-то все-таки не хватает, ежели в сердце закрадывается холодный сквознячок? А уж не отгородили ли эти красавцы дома людей друг от друга непроницаемой крепостной стеной? Имея узкую специальность, рабочий совхоза отрабатывает свои часы, возвращается домой, и до следующего утра его никто не видит. Людей на селе много, а почему-то ты не можешь избавиться от ощущения некоей пустоты. Без коровьего мыка, без овечьего и козьего блеяния, без кочетиного крика на заре, стожка сена или соломы в закутке, нередко даже без собачьего бреха во дворе — что же это за село такое? Не петух будит человека, а будильник, заведенный с вечера на определенный утренний час, чтоб человек этот не опоздал к автобусу и вовремя приехал к своему станку или башенному крану, на строительную ли площадку, на укладку асфальта, к печам, где калится кирпич или черепица, к автоматической линии на заводе или фабрике…