Есть среди нас непоседы, которые и года не могут прожить на одном месте, все куда-то бегут, уезжают, улетают. Этакие современные бродяги, оснащенные сверхбыстрыми ногами и крыльями. Всюду нм хочется побывать, все-то увидеть. "И что же тут плохого?" — спросите вы. А плохо то, что как бы он ни мотался, он все равно не сможет обскакать всю планету по имени Земля. А если б и обскакал, то как следует ничего бы не увидел, не разглядел, не оценил. В бешеном перемещении по городам и весям ты не в состоянии и полюбить: калейдоскоп красив в переливе своих красок, но он холоден для души, не затронет в ней ни единой струны. Мотаюсь по белу свету в поисках чего-то неясного, неопределенного (в действительности — прозрачного), в конце концов найдешь лишь горечь разочарования от нереализованной мечты. Впрочем бродяга вряд ли способен испытать даже это чувство!..
Находясь далеко от дома, я не раз ставил перед собой нелегкий вопрос: где же мое место на этой грешной земле? Почему я не в Кукоаре? Или в других близких для меня местах? И чтобы как-то успокоить себя, отвечал: долг! Никто меня не заставлял, я сам взял на свои плечи тяжесть этого долга — работать со студентами-демократами, с прогрессивной молодежью, приехавшей к нам из других, нередко очень далеких стран за знаниями, что означало проявить себя во многих качествах: переводчика, наставника, экскурсовода, репетитора и в известной степени няньки. Добровольно обрек себя на то, чтобы находиться в гуще не столько радостных, сколько печальных событий. Монгол не умел плавать, а я этого не знал, хотя и отвечал за его жизнь. Венгр Бохор страшно мучился зубной болью, и я водил его к врачу. На одной из улиц в центре Москвы стайка озорных девчат, балуясь, набросилась на моего подопечного, свалила в сугроб и начала натирать снегом его щеки и уши. Сперва мне показалось, что девчонок привлекла внешность венгра, в особенности его красивые усы. Но дело было в другом. Убирая снег с трамвайной линии, девчата увидели, что у проходившего рядом венгра побелели щеки и краешки ушей.
Северянки, хорошо знакомые с фокусами матушки-зимы, испугались: иностранец явно приморозил лицо, не замечал этого и продолжал как ни в чем не бывало вышагивать по улице. Я тоже был южанином и с капризами русской зимы не успел хорошенько познакомиться, а потому и принял действия девчат за озорство.
— Пока ты тут отдыхаешь, поглядывай за дедушкой. Он теперь как дитя малое. Совсем впал в детство! — говорила мне мама.
Легко сказать: "Поглядывай за дедушкой". Мне было бы легче пасти сотню зайцев в степи, покрытой высоким бурьяном, чем иметь дело с дедушкой, с его непредсказуемыми поступками. Мало того, что он совал свой нос во все совхозные дела в нашей Кукоаре, он еще подрядился отыскивать источники воды в соседнем богатом хозяйстве, где работал Никэ. С этой целью заключил договор с промкомбинатом, который должен осуществлять бурение колодцев. Никэ приезжал за стариком на рассвете и, усадив его в коляску своего мотоцикла, возил по всем местам, на которые тот указывал. Возил по полям, занятым сахарной свеклой. Возил по садам и виноградникам. По подсолнечникам. По люцерне.
А старик все мотал головой — не то, не то, мол! Он искал места, где рос влаголюбивый бурьян, прозванный по внешнему своему сходству "носом индюка".
Дед обнюхивал все межи, все углы. Часто задумывался, что-то прикидывал в уме, копался руками в песчанике, брал из него пробы. Лишь ему одному известным способом определял влажность почвы. И когда находил то, что искал, втыкал искривленный годами и тяжкой работой перст в землю, как бы говоря: вот тут!
Выездная строительная колонна промкомбината выдавала готовый колодец.
Рабочие пускали в дело свои машины, "сверла с дымом", как называл гидробуры дедушка; они, как гигантские кроты, зарывались в землю. Когда бур достигал подземных ключей, в готовые отверстия они погружали длинные цементные трубы — пока делали то да се, вода поднималась и поднималась по цементной трубе, наполовину заполняла колодец.
— А как вы будете чистить его? — спрашивал в крайнем недоумении дедушка.
Рабочие промкомбината смеялись. Молча погружали запертое на замок ведро в темную глубину цементной трубы и с помощью привода на металлическом колесе быстро вытаскивали его наверх уже до краев наполненным водой, которую давали на пробу дедушке. Не только старик, но и я не представлял, как можно было чистить колодец, когда в его пушечное жерло едва пролезало ведро, — в нем человеку и не повернуться.
— Это, мош Тоадер, не те колодцы, которые чистят. Кончится годная вода, будем бурить другой колодец, в другом месте! — весело пояснили парни.
— Э-э-э, - морщился недовольный дедушка, — пустая работа! Дороги царские, кони барские… Коровьи образины! Трудитесь попусту.