Читаем Подкарпатская Русь (сборник) полностью

– Заранее прошу тебя. – Он тихонько взял её за плечи. – Брани почаще, буду слаще. Если б… Опять сносит на тогда… Замахнулся я на двадцать четыре. Расстегнул глотку… Задала ты пфейферу. Чётко осадила на восьмак. Возьми тогда мой верх, дело б у нас рассохлось, остался бы я прежним гастролёром-рублехватом, этаким лихим савраской без узды. Но ты устояла на своём. Вступилась за ленточку земли. А кончилось… Именно с первой встречи с тобой… Именно с твоей земли пошёл я в чём-то… другой. Со временем помалу как-то поднялся в собственных глазах, в глазах всей стройки. Возведут вот, глядишь, в норму нашу восьмиметровку… А без тебя был бы этот зачин? Понимаешь, кто ты для меня? Для моих солдателли?

– Без понятий… – не сразу ответила Маричка. Казалось, будто издалека достал её его вопрос, без видимой охоты отозвалась. – Только знай одно, твои газовые бакланы – нехристи… Им даже мёртвые мешают. Своротили плиту…

Поверх Марички Богдан глянул ей за спину, откуда размыто, полупризрачно, как-то отжито серела надгробная плита. Капли дождя, разбиваясь, глухо вызванивали по ней.

– Ты уж строго не карай, – винясь, попросил Богдан. – Мы так старались тут, так старались… Выскочил как на грех угол кладбища на сам путь трассы. Так осторожничали… Сколь можно отступили… Вроде разошлись без особой беды… Однако, – качнулся верхом в сторону плиты, – смирняга тут жилец, терпеливец большой… А вот коснись меня, я би из-под тонного камешка не смолчал, что потревожили домок.

– Не паясничай.

– Поворчи, поворчи… Это тебе в пользу. Странно даже… Не выкати ты тогда на сто лет[98], не царапни, разве – даю честное-расчестное – были б мы теперь вместе? Мда-а, мины рвутся все ближе… До нового года трое у нас женятся. Что делают, что делают «девушки повышенной опасности»

– верховинские крали!..

– Мы – вместе?.. – сломленно прошептала Маричка и повинно повела вокруг очами.

– Увы и ах, подтвердил товарищ монах. Именно вместе!

– Проворно снимая с себя плащ и развешивая его на широко раскинутых руках над Маричкой, наливающимся твёрдостью голосом пробасил Богдан. – Венерами Милосскими не бросаются. Отнесли заявку, союзом потопаем и под расписку. Сказал а, говори и бэ!

«Пока не поздно, не остановиться ли нам на а? – путано подумала она. – Куда вело, туда и брело… Как же меж двух огней?..»

Вслух же выговаривала уныло, окусывалась:

– Если сейчас ты так… А… Я про свадьбу… Не спешишь… А ну случись… Отбежишь от слова от своего… Кинешься летать со стройки на стройку… А я кукуй одна?

Богдан оторопело смотрел на неё и в первую минуту не знал, что и сказать.

– Ин-те-ре-е-есненько – наконец прорвало его. – Если я кукуй один – пожалуйста?

– Это ж когда ты успел накуковаться без меня?

– А ты ничего и не помнишь? Уже при мне ты сколько раз отъезжала? То в Иршаву? То в Ужгород? То в Киев? То в саму Москву? Не помнишь? Заколебали эти совещания-мутатания! Как же! Без передовички из Чистого Истока Москва не может заснуть! Кому нужна эта бесконечная делёжка опытом? Девчата у тебя в звене что поют? Маричка вечно в разъездах-путешествиях по стране! А мы за неё паши. А урожайка раскладывается на всех! Открыто говорят: она прохлаждается, а мы за неё знай паши! Она только не забывает грести денежки да почёт! Ты-то на себя глянь… Это ты у нас будешь больше блистательно отсутствовать! А вовсе не я!


Маричка повинно молчала.

Богдана это подстегнуло, и он уже твёрже вёл свою линию:

– Так что, подружа, не в ту степь ты сворачиваешь. Прежде чем сказать слово, я крепенько взвешу. Знай, моё слово не с ветра упало. Сказал – связал. Ещё раз повторю: дальше компрессорной не упорхаю. А до компрессорной буду гнать домой переводы.

– В деньгах вся жизнь? Пойдут… когда-нибудь дети… Что, я им с карточки стану папаньку показывать? Ты ж незаменимый на своём газе! И не превратятся ли твои переводы в чумные алименты?

Богдан жертвенно закатил глаза. Надоело! Ну что молотить одну и ту же копну? Одну и ту же?

Демонёнок поджигает бросить обидную колкость, но Богдан сдерживается. Возражает прощающе, уступчиво:

– Ты не своё, Марика, поёшь… Всё это я уже слышал от твоей мамушки. Слово в слово слышал. Так что не обессудь. Повоспитывала и доволе на первый раз. Разумное принимаю к исполнению…

И, в досаде саданув кулачиной в ладонищу, гордовато выкрикивает:

– Да! Забыл главное!.. Мои присады пошли в серию! Сообщили мне… Больше не будут гибнуть орлы. И аисты!.. А то б дожили, некому стало носить детей…

– Тебя всё на смех заносит…

– А чего горюниться? Переедем вот сюда с музыкой, – потыкал в кресты вокруг, – тогда и нагорюемся. А пока нам пора домой. Прочь от этой сыри… В тепло!

Как сквозь мглу неуверенно, выплаканно спросила Маричка:

– К-куда-а?..

– До-мой, – по слогам повторил Богдан. – У нас с тобой дом один.

Примечания

РУСИНИЯ

РУСИН – СЫН РУСИ!

Лучше садися под тень Льва и Тигра, нежели под покров лукавого.

Александр Духнович

А закрутил всё коварный господин Случай в командировке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза