Подкарпатская Русь (сборник)

От одного толстого московского журнала я приезжал осенью 1980 года в карпатское село Белки за очерком о знатной звеньевой кукурузоводческого звена.

Материал я собрал дня за два и уже был на автобусной остановке, чтоб вернуться в Ужгород, а там и в Москву.

На автобусной остановке я невольно подслушал страшную историю семьи Н., и автобус без меня упылил в Ужгород.

А я ринулся к братьям Н.

Они всего-то три месяца как вернулись из Канады.

Пожилые братья рассказали мне грустную историю про то, как недавно ездили в Канаду на встречу с отцом, которого не видели полвека. Рассказали про его жизнь, про то, что сами видели там.

Одному рассказчику было с год, второй жил у матери под сердцем, когда отец уехал за океан заработать на землю да на хату. Уехал и пропал. Вот только отыскался…

Многие мужчины уходили отсюда в прежние времена на заработки в Штаты, в Канаду, в Бразилию (в Бразилику, как тут её называют), в Аргентину.

Многие уходили, да не все возвращались.

Застарелая карпатская открытая рана.

Я объехал в округе всех, кто побывал там, за океаном.

Иван Иванович Жупанин.

Пётр Иванович Жупанин.

Анна Петровна Бабинец.

Дмитрий Павлович Кармазин.

Фёдор Юрьевич Ильницкий.

Юрий Васильевич Кепич…

Русин у себя дома, на Верховине, и за границей, в США, в Канаде, – нетронутая тема в современной русской отечественной литературе.

Почему бы мне не тронуть?

«Русиния» (первоначально роман назывался «Верховина, или Путь из-за океана» и был в «ранге» повести) поглотила меня. Писал я её почти круглыми сутками, как в угаре. Начал во вторник 24 июня 1980 года. А уже в пятницу 31 октября того же года повесть была вчерне готова. Потом «белил» до четверга 25 июня 1981 года. Один год и один день вырезала у меня «Верховина».

Тут надо сказать искренние слова благодарности моим большим, добрым помощникам. Это прежде всего киевский учёный, профессор института искусствоведения, фольклора и этнографии Академии наук Украины Алексей Иванович Дей и талантливый московский критик Леонид Павлович Бараев.

На год я запер рукопись в стол. Для выдержки. Потом прочитал, поправил и 11 декабря 1982 года отправил на верховный суд Ф. Ф. Кузнецову, первому секретарю правления Московской писательской организации СП РСФСР.

Кузнецов направил рукопись руководителю секции критики В. И. Гусеву. Тюбетеечно я знал Гусева по Воронежу. В молодости я работал в щучинской, потом в лискинской районных газетах, засылал свои «бессмертинки» и в Воронеж, в «Молодой коммунар», где Гусев работал. Мы встречались только на газетной полосе. А теперь вот через четверть века встретимся нос к носу? В натуре?

Я позвонил ему, и мы уговорились о встрече.

Он спустился к проходной Союза писателей. Встретил выкинутой вперёд рукой с оттопыренным большим пальцем:

– Вот такую вещь написал! Квалифицированно! Сочувствующую рецензию гарантирую. Этой темой интересуется в «Совписе» Немченко. Неси к нему. Пусть передаст мне на рецензию.

Тут же звонит Немченке. Тот в творческом загуле.

Приходит день, и я тащу повесть в «Совпис». В издательство «Советский писатель».

Редакцию русской советской прозы вёл там Гарий Леонтьевич Немченко. Мы были с ним немного знакомы. Это он в журнале «Смена» напечатал в моём переводе с украинского рассказ Миколы Винграновского «Не смотри мне в спину».

При встрече я перепутал отчество Немченки. Обрадовал:

– Гарий Львович! Я Вам рукопись принёс!

Он искренне улыбнулся, отечески похлопал меня по плечу и наклонился к моему уху, чтоб не слыхали остальные в комнате, – коробочка была полна:

– Я и сам не прочь бы быть Львовичем. Но… Для начала я всё же Леонтьевич. В компании «Толстой и дети» и без меня тесно… Владимир Иванович приложил к Вашей рукописи рецензию?

– Пока без приложений.

– Тогда ему и пошлём на рецензию. К тому же Гусев член правления нашего издательства.

«Основной пафос, которым руководствуется автор, не вызывает никаких сомнений: А. Санжаровский ратует за верность родине, стремится показать трагедию и обречённость людей, порвавших с корнями. В «Верховине» есть изобразительные достоинства: автор хорошо владеет предметной деталью, ощущает характеры.

В столь серьёзном и трудном деле, которое взвалил на себя А. Санжаровский, облегчённые пути исключены. Иначе материал начинает работать в обратную сторону. Рукопись как минимум нуждается в доработке. Но готов повторить, что спасти её для печати было бы очень хорошо и полезно».