Подкарпатская Русь (сборник)

Априль, 13. 1931.

Дорогы товариши!

Повидомляем Вас што Иван Головань был член нашого Общества Карпаторусских Канадцев с 1929 року – с початку Нашого сушествуваня в Канади. Товариш Головань допомогал в нашой работи як с практичного боку, так и с финанцового боку.

Товариш Ивань Головань брал участь в боротьби за краще житя обше прогрессивного руху, и всяди давал допомогу посля його возможности.

Для нашого Общества Карпаторусских Канадцев буде втрата, бо он был добрым и щирым товаришом.

Желаэмо йому всього найлутшого.

Цетральный Комитет Общества Карпатоусских Канадцев

Михаил Лукач, секретарь.

Михаил Тиханич, председатель.

И Петро, и Иван с немым восторгом уставились на отца.

– Нянько! – зарокотал Петро. – Да Вы у нас молодцом!

Зарделся старик. Отозвался:

– А разве то в грех?

Зевнув и манерно откланявшись, Мария, пятясь, не поворачиваясь, на цыпочках пружинисто пошла к машине.

Застывшими, чужими глазами провожали её братья.

Мгла тут же поглотила её.

Смутно, трудно улыбался старик, благоговейно складывая и осторожно пряча листок в карман.

Кто бы только знал…

Взять бумажку взял, а так уж повернулось всё, не уехал и ни на один миг не выложил её из кармана: с нею было как-то спокойнее, твёрже на душе. Действительно, каждое утро, уходя с нею на работу, ему казалось, будто навсегда уезжает к себе в Белки; ему было легко, ясно; он верил, что в последний раз вот закрывает дверь в своём калгарском дупле. Вот закрываю и больше не вернусь сюда, я еду домой!

Эта старая бумажка живила, согревала его. Давала силу, давала веру, удостоверяя, что он стоящий человек, поднимала дух, звала.

Характеристику Общество выдаёт отъезжающим. Ты получил характеристику. Что же ты медлишь? Когда же ты поедешь? Сегодня?

«Сегодня… Сейчас!..»

С этой бумажкой, выйдя на улицу, он чувствовал себя человеком, навсегда покидающим этот город, чувствовал себя отчего-то ни к чему уже не причастным; уже ничто вокруг не касалось его, он был выше всех этих дел, он был уже одной ногой дома; уже ничто вокруг не заботило его, поскольку всё это чужое, не его, не его, не его.

Он и на работе каждое утро чувствовал, что дожимает свой последний денёшек.

Но дни вязались за днями. Полвека эта бумажка проходила с ним в кармане по чужой земле.

Полвека он неизменно каждое утро уезжал домой – полвека неизменно каждый вечер возвращался в свою ветхую холодную курюшку с крохотными оконцами, с крохотными дверьми, без деревьев во дворе, возвращался тяжело, горько, словно к месту своего вечного заточения.

И кому пойдёшь расскажешь про это? Кто тебя станет слушать? Кому это нужно?

Не только кому постороннему, он себе не может прямодушно ответить, почему ж всё так скомкалось в его жизни.

– Так уж пало, – однословно твердил сыновьям. – Сразу не уехал. А там и навались гуртом кризис, безработица. С тридцать второго по тридцать восьмой в прохожем ряду ветром торговали, бегали, без работы как голодные собаки бегали из провинции в провинцию, и двадцати центов не добыть за день, не то что целый долларь. Всё, что согнал на хату, на обратную дорогу, – всё подчистую растряс, распустил. Избéгал Канаду от воды до воды! За что только ни хватался, абы зубам была хоть малая работка. Голод загнал аж под Ледовое море. И студёно там… Плюнешь, на лету плевок в камушко смерзается… Оденься хоть в пять этажей и все тёплые – всё равно алчная стужа смертно допекала.

До того старик там прохолодился, что мочевой пузырь навсегда перестал держать.

Скатился пониже, к югам. Ходил нанимался к фермерам за одну кормёжку.

А как заварил немец войну, явилась сударыня Работа.

Крутой стриганул заработок.

Выходит, он, чью Родину жёг немецкий сапог, наживался на войне?

Нет. Он не воевал.

Он просто делал ту чёрную работу, что давали ему.

Отойдя от голода, не жался отламывать от своего заработка порядочный кусок, и шёл тот кусок на медикаменты, на подарки русским воинам, на больницы во Львове, в Полтаве, в Харькове.

Его долларики не были лишними и в тех сборах, на что славянские канадцы закупили целую санитарную колонну, двенадцать машин, для Красной Армии.

Не убрал он своего плеча от Комитета помощи Родине и когда гитлеровщина уже получила окончательный расчётец в мае. Агитировал, собирал, вносил сбережения свои – сирота сам, как мог, так и помогал русским, украинским сиротам, чьи родители погибли.

Как мог, так и помогал…

Он уже скопил ещё на обратную дорогу, когда узнал, что по Белкам прожёг немец.