Подкарпатская Русь

Хотелось старикам взять себе в ум, понять, какими же ниточками привязана дивчинка к земле, – не могли. Переби-рали, тасовали, как колоду карт, её прошлое, короткое, чис – тое, ничего особого не находили и ясно улыбались, припо – миная потешные картинки из её детства. Не всякие следы ветер песком заносит.

То вот она, набрав с початков волосу, вплетала себе в косички и во всю прыть мчалась к отцу-матери похвалиться, какая ж она хорошка с шёлковыми кукурузными косами.

То вот составила из янтарных зёрен мудрёный, только ей понятный узор.

То… Девочка вся так и светилась желанием завести ку – курузное ожерелье и – не завела: «Зёрнушкам больно, когда протыкают их и носят на нитке. Зёрнушки будут плакать…»

То…

Сели как-то в январе лущить кукурузу. А Маричка утаскивает куда-то кочан за кочаном. Прячет.

– Ты что это вытворяешь?

– А зачем выгоняете зёрнушки из домиков на холод? – кажет на сухие толстые, с ножкой, листья-стаканы, где то – лько что ещё жили початки. – А ну выскочи кто сам боси – ком на снег – сразу назад в тепло крутнёшься!

День бежит, неделя летит, годы скачут…

Подросла, подбо́льшела Маричка.

Воротилась раз из школы и отцу:

– Татонько! А вы знаете, учительница назвала кукурузу лучшей из всех хлебов!

Посмеивается отец:

– Теперь знаю.

– И везде её любят. Давно любят… Когда она появилась у нас?

– Читать не доводилось, а слыхал от дедов. Давненько. И как!.. В войне с турками один наш отряд попал под Белгра – дом в плен. Замирилась война. Родичи отдали за каждого невольника выкуп и только потом, ой и нескоро, отпустили. Один истокский отчаюга и прихвати кочешок до се неве – данного мелая[94]. С нашего, с истокского, поля он и пойди по окрестным полям, а там дальше, дальше…

Легенда ли это, быль ли…

После школы Маричка пошла в звено к отцу.

Вместе на поле, вместе с поля.

Не знал отец большего счастья, как жить с дочерью одними хлопотами, одними думами.

Радовался в душе, что Маричка упрямо доходила до сер-дцевины всякого дела, докапывалась до нутра цепким, мо – лодым разумом и вовсе не стеснялась тормошить его само – го, напористо выведывая, как способней, как лучше делать это, это, это.

Отцу ли тут скупиться!

– Учись, доня, учись… Чему научишься смолоду, в ста – рости не забудешь…

Богатую сняли страду.

В декабре, на первом при Маричке годовом собрании звена, отец и скажи в грусти:

– Спасибо всем вам за доверие. Как мог, так и оправды – вал день в день все двадцать лет… А больше я не батька звену…

Ему с тревогой возразили:

– Самоотвод не принимаем!

– Что самоотвод… Годы плывут, как вода. Вот и подплыла моя пензия…

– Ну-у… Пенсия подождёт. Этой мадамке спешить неку – дочки!

– Да нет, – стоит на своём, – день за днём и ближе… Здо – ровье уже не то. Всё меньше остаётся земелюшку топтать.

– Во-он вы куда-а… Да вы ещё воробья переживёте!

Отемнел лицом Иван Иванович. Пожал плечом, тихо, но твердя обронил:

– Как хотите, власть звеньевого сымаю с себя. Пойду рядовым.

– И что, никого не присоветуете заместки себя? Без пастуха ж и овцы не стадо…

– Сами выбирайте атамана. Тут я сторона.

Молчание было короткое.

– Иван да свет вы наш Иванович! – ласково пропел кто-то. – А коли мир пожелает атаманшу да с вашей фамильностью? Марийку! Только год с нами, а добре выказала себя. Дивчина в работе боева, горячуща. Про таку не грех сказать: или дай, или вырвет!

Другой голос:

– Трудолюбка. Уже на восходе не ждёт захода солнца. Как некоторые.

Третий:

– При доброй грамоте. Земля слухом полнится, в заоч – ный сельский институт вроде как настраивается… Помним, в школе была звеньевая. А что будет самая молодая звень – евая в хозяйстве – грех невелик. Ну чем не верховодка?

Выбрали Маричку в один голос.

Головани сажали картошку.

На ту пору звено всего помалу выхаживало. Это каких три последних года стало знать одну лишь кукурузу.

На беду, с картошкой ещё не управились – слёг Иван Иванович и в скорых днях отошёл.

А вокруг цвели сады, в нарядах невест роскошничали яблони; белые иголочки кукурузных ростков, подталкива – емые силами земли, прокалывали её изнутри и быстро, будто из воды, тянулись к свету жизни.

Горе сделало Маричку намного взрослей.

Уже первый её урожай был на целых пять центнеров выше отцова.

Поднялась Маричка на ступеньку, которой не знал отец.

А с новой высоты мир шире, видней!

Подхватилась Маричка посоперничать с самим Питрой.

– Ну что ж, – положил согласие наставник, – вечер пока – жет, какой был день.

А день выдался тяжкий, тревожный, в бесконечных хлопотах.

Земли в Чистом не божий подарок. Нищие, скупые на отдачу. Хорошенько не удобришь, на удачу по осени, вечером, и не рассчитывай.

А удобрений нехват.

И сгребали девчата сами по дворам и золу, и куриный помёт, и навоз.

Двор, где жила корова, облагался особой данью. Дай две тонны навоза. Зато без платы получишь и выпаса для своей бурёнки, и машину подвезти ей корм.

Весть о работе в урочище Мочар звено приняло в шты – ки.