Подкидыш

— Слышь, Шурка, дня через два опять в район поедем. С объявленьем. А вдруг подвезет и отыщется для нас хозяин? А там и Стешке мужика сыщем. Если найдется такой дурак, чтоб взять ее в жены с двумя дочками. Родной отец отказался растить. Да и куда ему? Он только стружить детву умеет. А растить — нет! На это не дозрел. Тут одного хрена мало. Сердце, голова и руки нужны. У него от всего лишь то, что промеж ног. Как у быка! От того отец не состоялся из него. Это я тебе как на духу ответствую! — оглянулась назад баба. — Если очухается, чего я с ним делать стану, куда приспособлю? А вдруг он до самого дома не оклемается? Меня Стешка на смех подымет за этого шкелета! Скажет, мол, за мужуком послали, а ты кого привезла? Его ж за кочергу спрятать можно! И добавит, мол, дармоедом прибавилось. Ну, да ништяк! Стешку обломаю. Но, каков сам? Может, вовсе не стоит его в избу тащить? — вздрогнула Варвара, услышав внезапное:

— Стой, тетка, тормози! Приехала!

Баба увидела троих ребят, выросших словно из-под земли.

— Что везешь? — заглянул в телегу старший, конопатый, лет пятнадцати, мальчишка. И откинув рогожку, увидел мужика. — Давай деньги! Слышь? И без крика! — подступил к Варваре хмуро.

Двое других подростков держали клячу.

— Да где я их сыщу, деньги-то? Откуда они у нас возьмутся? Сами их не видим!

— Кончай базар! Давай бабки вытряхивай и сквози прочь. Не то проткну твоей кобыле пузо. И саму уроем. Поняла? — кивнул пацанам.

Те достали из карманов ножи. Вырвали из рук бабы вожжи, принялись их сматывать.

— Давай деньги! — вскочил в телегу старший из ребят.

Но баба, словно опомнившись, ухватилась за кнут и заорала:

— Бандюги окаянные! Портки не успели просохнуть — уже душегубами стали, разбоем промышлять вздумали? — замахнулась кнутом и тут же вылетела из телеги. Кобыла, словно ошалев от страха, заржала громко, лягнула задней ногой зазевавшегося пацана, косила ошалело на чужаков.

Старший из них, выскочив из телеги, кинулся к Варваре. Наготове нож…

— Эй, ты, падла, застопорись! Размажу, как гниду! — показалось из телеги землисто-серое лицо.

И не успел пацан сообразить, как мужик вылез из телеги:

— Дышать устал? — шагнул размашисто.

И, ухватив за голову, вдавил в землю. Двое других, словно тени, исчезли бесследно в кустах.

— Дядька! Отпусти! — послышалось тихое хлюпанье.

— Пидор — твой дядька! Допер, гнус? Линяй, паскуда, с глаз, пока не замокрил! — отпустил мужик пацана, тот зайцем шмыгнул в сторону, притаился.

Мужик глянул на Варвару:

— А ты чего тут расселась? Иль полные штаны навалила со страху? Мелкоты испугалась? Давить их надо! А не ботать с ней! Залезай в телегу! — сел рядом, хмуро огляделся и, взяв вожжи, тронул клячу с места: — Давай, зазноба! Шевелись, сракатая! Не тряси гузном! Лети ветром! — пощекотал бока вожжами.

И Варвара, глянув на него сбоку, вздохнула украдкой: «Орел! Вот это мужик! Вот такого бы в дом! Но согласится ли?»

— Ты чья будешь? — спросил он бабу внезапно.

— Тутошние мы. Местные. Деревенские. На хозяйстве живем. А ты чей? Откуда? Почему на дороге валялся?

Мужик оглядел Варвару и, пустив кобылу шагом, обронил тихо:

— Теперь уже ничей! И ниоткуда! На дороге был? Как совсем не сдох, сам не знаю. Уж лучше было б…

— Семья-то имеется? — робко спросила баба.

— Была… Давно… Теперь уже нет никого.

— А куда ты шел? К кому? Как в наших местах оказался?

— Последний шанс хотел испытать, но и он не удался! — отмахнулся устало. И спросил: — А ты куда едешь?

— Домой! В деревню.

— Мне не по пути. Я в город шел. Да вот не повезло. Ты уж не осуди, что мороки прибавил, — остановил кобылу.

— Куда ж теперь подашься? Иль есть к кому? — спросила Варвара.

Мужик закурил и ответил трудно:

— Не к кому мне идти. Один я. Как крест на могиле. Никому не нужен. Даже себе самому.

— Мы вот тоже одни маемся. Бабье. А жизнь нынче вишь какая? По дороге не проедешь. Пацаны и те в разбое. Случись что, вступиться некому. А и помочь — никто! Бабьи руки все не схватят. Маемся без мужика! Без хозяина нынче тяжко. Ан где его взять? Хороших нет. Плохого — самим не надо, — вздохнула Варвара.

— А своих мужиков куда подевали?

— Мой — помер. Уж двенадцать годов минуло. Зять, чтоб его черти взяли, сбежал от нас. Тяжко детей растить. Он у нас к легкой жизни привык. К городской. Чтоб лежа на боку все получать. В деревне не залежишься. С голоду сдохнешь. Вот и смотался подальше с глаз. Без обратного адресу. Теперь кукуем в четыре души. Двое внучек да мы с дочкой.

— Выходит, как и я, сироты, — выдохнул человек тяжко.

— А ты кто будешь? Ить только и знаю о тебе, что от пацанов спас. Спасибо тебе на том великое! — поклонилась Варвара в пояс.

— Я? Меня тоже предали. Свои. За что, сам не знаю. Может, за то, что верил?

— Может, пил лишку?

— Нет. В том меру всегда знал.

— Жена выгнала?

— Сам ушел. Понял, что не нужен стал. Лишний в семье.

— Дети имеются?

— Уже своя семья есть. Вырос сын. С матерью отношения поддерживает. А я чужим стал. Теперь уж отошел. Да и вспоминать неохота. Вся судьба в осколки. Хотя чего это я жалуюсь. Тебе и без меня тошно. Прости.

— А сам из городских?