Как ни странно, в нем это не находит никакого отклика. Только может мурашки бегут по позвонкам: кто знает, может этот глупый Тор еще с кулаками на него накинется ни за что, ни про что.
Коридоры вновь пусты, но теперь он бредет по ним не один. «Литератор» то и дело странно косится, а затем некрасиво пятнисто краснеет. Позади слышится нестройный шаг двух ребят.
На самом деле, сейчас ему действительно не хочется быть здесь. Обмен школьного коридора на библиотеку или даже промозглую канаву, все же не такой уж и плохой обмен…
Иногда взрослые, да-да, те, что всего лишь много возомнившие о себе дети, бывают очень и очень нервными. Просто до смешного паникующими.
Медсестра как может пытается успокоить ворвавшегося мужчину, но тот все причитает что-то о шеях и поведении, и опозданиях, и насилии, и полиции… Все, что остается ему, лишь закатить глаза.
Это нелепо. Если бы он был не настолько травмирован и мог хотя бы произносить звуки, никому бы и дела не было, почему ворот настолько высок, а на руках бинты. Почему тональник лежит чуть неровным слоем, неумело скрывая синяки на лице.
Опустив рюкзак на кушетку для осмотров, он усаживается туда сам и просто ждет пока женщина выпроводит истеричного учителя литературы. Это происходит не сразу, по ее лицу довольно заметно, что она не прочь вколоть ему лошадиную дозу успокоительного, лишь бы тот угомонился.
Солнце за окном уже давно встало. Локи смотрит на него через окно, чуть ежится из-за приоткрытой форточки.
Яркие лучи еще не согревают, или же, по крайней мере, не дают так много тепла как хотелось бы. Он переводит взгляд на солнечные отблески, лежащие на столе, полках, блестящих и отражающих предметах.
Вспоминается курс физики, длины волн, фотоэффекты, дифракция… Он знает об этом все, и за следующий год тоже. Каждый раз в самостоятельных делает «случайные» ошибки и помарки.
Никто не любит слишком умных. Никто не любит слишком заносчивых.
Теперь отец здесь и ему нет нужды прятаться. Или же хотя бы говорить не нужно, не нужно рассказывать о себе таком. О себе настоящем.
Дверь хлопает, выводя его из анабиоза и разбивая пустой взгляд, упершийся в стену. Они с медсестрой остаются одни.
— Ужас какой-то, и чем же ты его так напугал, а?.. Локи, же да?
Невысокая, миловидная, с чуткими вьющимися волосами, собранными в косичку. Ему нравится с первого взгляда.
В мире людей миллионы, но есть такие… Не то чтобы отдельная категория. Просто обычные люди. Люди, что с одного лишь взгляда уже вызывают положительные эмоции.
Он кивает и чуть приподнимает руки. Каждый раз начиная «говорить», ощущение будто в пропасть шагаешь. По лицу человека не угадать знает он язык жестов или нет.
«Здравствуйте. У вас не найдется обезболивающего, я вчера сорвал горло.»
В ответ удивленный взгляд, а затем ласковая улыбка. Она кивает.
— Да, конечно. Может пока снять верх, я хотела бы осмотреть тебя.
Локи замирает, самую кроху давится воздухом. Так значит… Что же. Он не просил его осматривать. Это заведомо только ее решение.
Толстовка замирает в его руках, а по ноющей спине бежит неприятный мерзкий холодок/сквозняк. Это Тор решил, что ему больше всех надо, и тоже приперся в медпункт.
Конечно же, сразу увидел его спину и затылок. Потерял дар речи ненадолго.
— Так, а вы молодой человек? Уроки прогуливаете?.. — она оборачивается ко входу. Мягкий, но проницательный взгляд скользит по нему, прикрывшемуся толстовкой, затем переходит на Тора.
Тот прочищает горло, говорит:
— Я его брат, мне сказали, чтобы я тоже пришел.
Медсестра не верит ему ни секунды, а затем Локи, придержав ткань подбородком, показывает «я приемный» и все встает на свои места. Она кивает на кушетку, парень усаживается.
В помещении три кушетки, но он садится именно к Локи. Раздражает.
— Так, иди сюда, поближе к свету, — женщина усаживается на стул у стола, что прямо под окном. Манит его рукой.
Ткань толстовки опускается на кушетку. Он расправляет плечи, делает шаг за шагом, шаг за шагом.
Где-то позади Тор, но до него Локи и дела нет. Зол он, или ошарашен… Идиот.
На лице женщины медленно появляется удивление, затем оно сменяется испугом. Он останавливается перед ней, представляет все свои отметины в свете холодного весеннего солнца.
Показывает:
«Вчера подрался. Кожа очень тонкая и чувствительная. Вы не могли бы все же дать мне таблетку?..»
Его руки сжимаются в кулаки, и в следующую секунду он набирает полную грудь воздуха. Задерживает на миг и кричит.
Так громко, как никогда не кричал и не будет больше.
Так больно, как еще никогда не испытывал.
Он орет, теряет весь воздух и набирает его вновь. На его шее раздуваются вены, челюсть начинает болеть, но он не останавливается.
Он просто пытается избавится от разрывающих душу чувств.
Но его никто не слышит.
Потому что он кричит молча.
Дернувшись в центр, Локи с размаху вбивает кулак в ствол дерева. Затем второй.
«Да, вот так, давай же! Разрушь себя! Убей себя! Ты недостоин жить! Никому ненужный жалкий слабак!»
Он закусывает губы и дерется с самим собой. Он ненавидит это, эту свою способность убивать себя.
Ненавидит гнобить себя, накручивать себя.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное