Да, тогда была их последняя встреча, и мальчишка даже не надеялся, что увидит ее вновь, но… Как чудно все сложилось, однако.
И первую встречу Локи помнит тоже. Не хуже чем последнюю.
В первую их встречу ему было десять и небольшой хвостик. На его голове, у него в возрасте.
Тело все еще было напряженно, оно помнило те липкие дикие и жадные прикосновения самого первого куратора.
Она помогла ему расслабиться. Невысокая, улыбчивая и чуть пухлая в бедрах.
В ее кабинете всегда была вазочка с конфетами. Маленькими такими карамельками с разными вкусами.
За сеанс он успевал съедать половину, если молчал. Четверть, если говорил.
В то время говорил он довольно редко. Тогда само понятие маски, само понятие актерской игры еще было не доступно для него в такой мере, в какой он понимает его сейчас. Тогда он еще не мог так просто вжиться в чужую шкуру, жить в ней не день и не два, а…
Сколько в этот раз?.. Мм, если с сентября, то около… Да-да, точно, чуть больше шести месяцев.
Но он все же еще не идеален. Иногда проскальзывали такие моменты, когда все летело к чертям, и его лицо показывалось из-за упавшей маски. Он становился собой, обретал себя на мгновенья, секунды, а иногда и на часы, но…
Никто не замечал.
Просто никому не было дела.
Если бы не отец… Если бы отец сдох где-нибудь в канаве/на собственных нарах…
Он мог играть влюбленного, эмоционального, глупого и слезливого мальчишку до конца своих дней. Внутри он задыхался бы, медленно иссыхал, но…
Этого бы тоже никто не заметил. Потому что никому не было бы дела.
Таким он стал сейчас, но вот шесть-семь лет назад все было иначе. Его маленький маячок, его свеча, его милый лучик солнца пропал, был украден… Его Ванду забрали, и он… Он просто нажал «restart».
Вернулся в самое начало, но, на самом деле, к себе самому. Лицо приобрело пустое выражение, пропал аппетит, молчание стало его вечным спутником.
Во многом это выручало — часто приемные родители думали, что он аутист и поэтому не брали его. В то время, как он мог перемножать в уме уже трехзначные числа, все вокруг думали, что два плюс два для него и то слишком сложно.
Тогда-то в его жизнь пришла она… Лилиан Сэйвер. В то время ее фамилия была Вэст, но ничто не стоит на месте.
Придя к ней на прием в первый раз, Локи спросил родилась ли она на диком западе и умеет ли стрелять. Женщина тогда рассмеялась, качнула головой и… Просто вошла в его сердце. За миг/секунду, но на вечность.
Она помогала ему все те годы; она находилась с ним в реабилитационном центре; она помогала ему подниматься и убеждала, что он — самый сильный; она дарила ему надежду, несколько раз ездила за ним в другие штаты и… Локи все же знал, что был заведомо нечестен с ней. Все то время он лгал ей.
Ладно. Нужно брать выше.
Всю свою жизнь он врал. Он врал всем.
И, как бы там ни было, сейчас еще не настало время для исповеди. Простите, но ему в религии ловить нечего.
Однако, встреча с Эль чувствуется как возвращение домой. Беннер останавливается напротив входа в один из престижных отелей города и, выводя его из легкой дремы, объясняет какой этаж и какая комната ему нужны.
Локи, не дослушав, выходит. При всей своей внешней красивой заурядности, Эль никогда не могла оставаться без чего-то возвышенного или даже самую малость вульгарного. Также и сейчас. Лучший люкс — ее.
И это ничуть не удивляет, скорее навевает некоторую тоску и легкую радость от близкой встречи. Она старше его на десять лет; он, можно сказать, — первые ступеньки ее карьеры.
Поднимаясь в лифте на один из верхних этаже, он смотрит в зеркало и видит там обреченность. Видит там себя настоящего.
В глазах нет того блеска, что так нравился Тору, а усмешка больше не кривит губы… На самом деле для него, — настоящего него, а не всех остальных, — проявление эмоций — та еще дикость.
Редкий смех, полу улыбки только одним уголком — это еще куда ни шло, но вот слезы… За слезы иногда ему хочется снять с себя шкуру живьем.
Потому что сильные не плачут.
Да. Да, он знает, что это стереотип и довольно-таки глупый. Да, слезы лишь выход напряжения, этакое спасение для разметавшейся в разных направлениях психики, но…
За каждую пророненную слезу, отец всегда давал ему пощечину. За каждый всхлип, он вздергивал его на ноги, а затем подсекал лодыжки, заставляя на этом же месте падать.
« — Рыдаешь, значит слабак. Никому не интересно больно тебе, никого не волнует плохо тебе!.. Ты — жалкое дерьмо, и если ты не научишься держать себя в руках, то я вырву их тебе, ты понял меня?!»
Он смаргивает. Напротив отражение, Локи там один, точно также как и в лифте.
Видение исчезает.
Как бы там ни было, мальчишка рад, что может не заставлять себя. Каждая новая маска — лишь более изысканная экзекуция.
Эмоции, странные решения, странные слова, странные действия, странные близости… Все это не его. Освободиться от этого, будто с каторги, наконец, сбежать.
Этаж встречает его тишиной, ворсистым ковром и уже приоткрытой, нужной ему дверью. Видимо, со стойки администратора позвонили и сообщили.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное