Подкидыш (СИ)

Лифт медленно вез их на первый этаж, он перекатывался с пяток на носки, Тор молчал. Они были одни, утро было слишком ранним для высокой активности пациентов, внутри копилась тревожность.

— Они внизу?

— Да. Все уже ждут.

Кивок, поджатые губы. Это не будет просто, если она отвернется от него.

Не будет просто, но он справится.

— Все это время она ведь знала, да? Все знала и помогала тебе, да?

Тор задает вопросы и это понятно. Задает их не только сейчас, но и все дни до этого. Они, его довольно проницательные вопросы, всегда неожиданны, будто бы парень говорит их буквально через секунду после того, как о них вспоминает. И Локи каждый раз почти слышит, как внутри него, внутри Тора, набивают друг другу морды противоречия.

Обида и гнев. Злость и печаль. Выдержка и страх.

Чуть помолчав, он всегда отвечает. Отвечает и сейчас:

— Она всегда всё знала. От начала и до конца. — лифт останавливается, замирает прежде чем открыть двери. Он успевает договорить: — Всю ложь и всю правду всегда знала лишь она. Она и я.

Хоть он и не пытается сделать тон таковым, но все же звучит будто он, Одинсон, просто не достоин стольких откровений. Что ж. Это лишь правда жизни и ничего больше…

Тор был близок ему, какой-то его части, но не настолько, чтобы быть допущенным к полному доверию. Той связи, той близости… Ее было не достаточно для того, чтобы объяснить и рассказать ему всё.

И Локи не то чтобы верит, строит далеко/долго идущие планы, но… Все же надеется, что когда-нибудь расскажет ему. Сможет рассказать ему всё.

В холле почти никого нет. Дежурная и сонная медсестра за стойкой регистрации, пара-тройка каких-то людей на креслах ожидания.

Он не считает, не смотрит, не всматривается. Замирает в десятке метров от входа, останавливается.

Там стоит вся их компания. Они пьют растворимый кофе из автомата, зевают, негромко переговариваются. Тор не замечает, что он остановился, и идет к ним, окликает их.

Все оборачиваются и она тоже. В ее пальцах нет кофе, но если бы был, он бы упал. Точно упал.

Это видно по ее лицу.

Пока его «брат» здоровается со всеми, пока все замечают его, она уже делает шаг. Зло, но чуть растерянно сжимает губы, до побеления, до тончайшей нитки. Зло сжимает кулаки, до боли, до полумесяцев на ладонях.

Шаг за шагом. Шаг за шагом.

Он пытается пожать плечами, изобразить хоть что-то, сказать хоть что-то… На лице непроницаемая каменная маска. Он просто стоит и смотрит как она идет на него. Как ее глаза, на бледном, чуть осунувшемся лице, загораются яростью.

— Ты… Ты!..

Она останавливается меньше чем в метре и заносит кулак. В последнюю секунду он разжимается, и эхо пощечины отлетает от стен в утренней тишине больничного холла.

Локи сглатывает, возвращает голову в обычное положение, но щеки не касается. Ждет.

Она чуть повышает голос:

— Я ненавижу тебя!

Вторую щеку обжигает, его шея чуть хрустит, когда голова опять откидывается. Вновь взглянув на нее, он видит увлажнившиеся глаза, боль в содрогнувшейся нитке губ и скорбь в изгибе бровей.

Маска рассыпается у его ног. Его маска. Локи тоскливо поджимает губы, будто пытается извиниться этим движением, больше похожим на лицевую судорогу мышц.

Ванда видит это, отшатывается, задыхаясь. А затем просто накидывается на него.

— Ненавижу тебя… Ненавижу… Ненавижу… Как ты мог… Как мог… Если бы ты умер… Если бы умер… — она зажмуривается и рвано бьет его кулаками по груди. Голос срывается на хрипы/всхлипы/рыдания. — Я же не смогу!.. Я же не смогу без тебя, идиот! Я ненавижу тебя, слышишь?.. Я ненавижу тебя!

Она пытается вырваться, когда он обнимает ее и прижимает к своей груди. Но эти попытки такие жалкие, безнадежные. Ее всхлипы и рыдания болезненные.

Локи пытается забрать себе ее дрожь, зажмуривается, запрокидывая голову, и гладит ее по волосам. Ванда дрожит в его руках, как маленький листок во время бури, и хватается за рубашку на его груди. Что-то заполошно шепчет о том, как ненавидит его, как верит ему, как не представляет своей жизни без его существования…

Он понимает её. Понимает, чувствует каждое её слово. Чувствует, не как своё собственное, больше.

Как себя самого.

— Все закончилось… Тшш, все будет хорошо, слышишь?.. Я больше никуда не уйду, ничего-ничего не сделаю, ладно… — он зарывается носом ей в волосы, мягко покачивает ее в своих руках. Девушка все еще дрожит, дергается, несильно бьется лбом об его грудь и всхлипывает. Он шепчет: — Хочешь я куплю тебе мороженное в «Сове»?.. И проведу с тобой все выходные, хорошо?.. Я никуда-никуда больше не уйду, обещаю… Прости меня, солнышко.

Она мотает головой, зажмуривается сильнее и сжимает его рубашку до скрипа ткани.

— Не верю тебе… Не верю… Не верю тебе… — она качает головой, мотает ею, пытаясь хоть немного успокоиться. Локи целует ее в волосы, гладит по спине.

Он не хочет представлять насколько ей сейчас больно, но тем не менее даже не представляя, он все же знает. Ещё знает, что она у него крепкая. Что она сильная.

То, что сейчас — выход остаточных эмоций. На самом деле она уже пережила это, она перешагнула через это, она смогла пройти через это…

Она же его Ванда.