Подкова на счастье

— Рубите их! Рубите! — визжал Александр. — Надавить! Всей мощью! Всеми силами! Без пощады!

Буцефал скосил взгляд и остановился…

И новый кадр. Теперь уже Индия.

Александр сидит на берегу могучей реки. Длинностволые, стройные пальмы нависли над ним, даря желанную прохладу.

Рядом, склонив голову, лежит Буцефал. У него измождённый, подавленный вид. Судорожно дёргаются мокрые бока. Хриплый клёкот вырывается из горла.

— Ты устал вчера? — заботливо спросил Александр. — Да, бой был тяжёлый. Как ты сумел внушить лошадям, чтобы они не боялись слонов? Этих огромных чудовищ, вооружённых белыми клыками… Если бы не ты, кавалерия превратилась бы в дикое стадо!

Буцефал промолчал, с укоризной глянул на царя.

— Сегодня прибыл гонец с посланием от Аристотеля, — раздражённо сказал Александр. — Он упрекает нас в жестокости. Старику легко рассуждать в тиши своего Ликея. Он считает, идея добра должна объединить мир. Глупости!.. Человек подл, коварен и ленив… Его постоянно нужно держать в страхе, только тогда можно им управлять. Вот прислал символ…

Царь достал из шкатулки статуэтку — "обезумевший воин душит сам себя".

— Как думаешь, на что намекает? Может, в Греции зреет заговор и меня хотят убить?

Буцефал тоскливо посмотрел на подарок Аристотеля.

— Да, мудрец прав… — грустно ответил кентавр. — Я давно думаю об этом. И сердце разрывается от боли. Помнишь: без жестокости отвага! Так я учил тебя… А что вышло? Наш освободительный поход против восточных тиранов превратился в резню. Ты уничтожаешь целые города. Ты убиваешь близких товарищей, которые смеют тебе перечить. Тебе всюду чудятся заговоры. Честолюбие перешло в тщеславие, смелость — в безрассудство, гордость — в манию величия… Ты сам задушил всё лучшее. чем наградила тебя Природа.

— Замолчи! — гневно воскликнул Александр. — Я сын Бога! Мною руководит высшая сила! Если будешь мешать, я и с тебя шкуру сдеру!

— Не стоит утруждать себя. Я ухожу сам. Меня убил яд совести…

Кентавр протяжно вздохнул и закрыл глаза.

Александр бросился к нему на шею.

— Буцефал! Не покидай меня! Не смей! Я приказываю!

Он ощутил холод, который разливался по телу кентавра, и громко, не стесняясь слез, зарыдал.

К вечеру Никита и Патрик остались одни. Утомлённый впечатлениями дня, Треверс отправился спать, а Зеленков сказал, что должен как следует накормить и обмыть Патрика.

— Ты сможешь начертить план острова? — спросил кентавр. — Я ведь специально сделал так, чтобы он показал нам свои владения.

Никита нарисовал прутиком на песке большой овал, сделал пометки.

— Вилла, подсобные помещения, конюшня. Тут, по-моему, аэродром.

— Здесь, в бухточке, пристань, — указал копытом Патрик.

— Да? Я и не заметил.

— Там стоит морской катер. Если уходить — только этим путём.

— Наверно, охрана караулит.

— Посмотрим… Спешить не будем.

Сгущались сумерки. Ночные цветы источали резкие ароматы. Грустно запела какая-то птица.

— Скажи, — спросил Никита, — а у нас на Руси были до тебя кентавры?

— А как же, — усмехнулся Патрик, — Конёк-Горбунок…

— Нет, серьёзно!

— Ложись на сено. Полетим в Х век.

Зеленков плюхнулся на мягкий, душистый стожок. Патрик расположился рядом…

Видение четвёртое. ОБЛАК.

Лохматые, корявые тучи неслись над ночной степью. Порывы ветра волновали белые косы ковыля. На горизонте полыхали молнии. И каждая вспышка небесного огня заставляла вздрагивать лошадей, трусливо жаться друг к другу.

Мальчишки, которые пасли княжеский табун, тоже сгрудились у костерка, тревожно глядели на зарницы.

— Ишь, Перун балует! — сказал шустрый белобрысый парнишка.

— Плюнь, Добря, три раза через плечо, — торопливо посоветовал другой, худощавый, щербатый. — А то Перун ударит своей горячей десницей!

Добря встал, повернулся и со смаком плюнул, как советовал друг, угодив при этом ему в глаз.

Мальчишки засмеялись, не так боязно стало.

Только один отрок, ладный, широкоплечий, лежал в стороне, закинув руки за голову. Он смотрел вверх и ждал, когда в прорехе между чёрных туч мелькнёт его звезда.

Когда-то учитель, грек Арефа, показал ему эту яркую золотую точку на ночном небе и сказал: "Покуда она светит, удача будет сопутствовать тебе!"

— А правда, что Владимир — сын князя? — тихо спросил Добря.

— Говорят… — так же шёпотом ответил Щербатый.

Испуганно захрипели кони, затопали копытами, зафыркали.

Владимир вскочил, поднял с земли лук и стрелы.

— Пойду гляну. Может, волк подкрался. — И скрылся во мраке.

Он обошёл табун несколько раз, пристально всматривался в темноту. Нет, не светятся жадные глаза серого татя. Почудилось, наверно.

— Княжич, княжич, — услышал Владимир за спиной таинственный, вкрадчивый голос.

Мальчик обернулся — рядом стоял белоснежный, стройный жеребец.

— Чур меня! Чур!

— Не пугайся. Я — кентавр. Слыхал про такое чудо?

— Да. Грек Арефа сказывал свою сказку. Так то быль, значит?

— Выходит, так.

Владимир оглядел коня. Хорош! Ох, хорош!

— Как звать тебя?

— Облак.

И впрямь — лёгок и бел, словно пух небесный.

— Почему от людей таишься?

— Не время мне объявляться. Мой предок служил твоему прадеду Олегу. Премного ему в бою помогал, всяки хитрости ратные советовал. Недаром князя Вещим звали.