Подлежит Удалению

Укус за палец гораздо больше возымел эффект чем тактильные царапки, однако обернулся более худшей ситуацией. Гиль от ярости просто тупел. Все скрепы окончательно расшатались. Провалились в никуда. Он принялся обеими руками душить, попеременно вдалбливая голову то в грунт, то в грязь. Всё могло закончиться гораздо раньше, если бы не разбитая песочница, содержимое которой смягчало удар. Не на много, надо сказать. Парень активно её макушкой землю бурил. Первое время ничего, но после толчка второго, мягкий гравий внезапно закончился. Он то её и погубил. Уплотнённый на ровне с обычной почвой, не хуже соседской лужайки вправлял мозги. То была детская нелепость, хотя звук окружения исчезал ничуть не легче. Движения скованны. Некуда деться. Лишние попытки только тратили последнюю энергию впустую. Из недр последних сил, в её ладошке оказалась спасительная пригоршня песка.

Лоя попала не совсем точно, учитывая, что её бесконечно душили и трясли. Несколько секунд передышки стоили того. Жменька залетела за шиворот майки, осев пылью на губах. Частично пострадал нос и самую малость глаза. Поёжился, застыл, но пальцы с гортани так и не убрал. Мерзавец замер в сутулой позе, коленями сдавливая рёбра. Движения сократились. Теперь он бережно сдувал с себя по песчинке. Как только рот был снова чист, пальцы с небольшой задержкой надавили на кадык. Боль стала невыносимая. Вместе с муками тело обуревала невыносимая усталость. Дико хотелось спать. Фигура плавно погружалась в сон.

– (Медленно) Да ты… Да ты вообще… ничего… не понимаешь… дрянь ты… дешёвая!!!

На каждый обрывок реплики затылок всё глубже погружался в землю. К этому моменту сопротивления почти прекратились. Лишь изредка еле уловимые всхлипы выдавали, что человек всё ещё жив. На грани, но жив. Последние несколько толчков сопроводились соответствующей репликой:

– (Истерично) Всё из-за тебя… Из-за твоей блядской… мамаши!!!

После бесконечного удушья резкая свобода в горле, отразилась ничуть не меньшей пыткой чем раньше. Лоя не могла спокойно вдохнуть. Она в хлёстком кашле задыхалась. Частые вдохи и выдохи сопровождались обильными слезами со слюной. Бедняжка худо-бедно перевернулась на бочок и её разом прорвало. Пожёванная бумага вместе с кусочками пищи обильной рвотой сорвалась с губ на землю. Тошнота в судорогах сдавливала сердце равноценно, как и он. Боли в области груди стихали, но её бесконечно колотило и трясло. Яркая синева тяжёлым отпечатком легла на кожу. Холодные губы ничего не могли произнести изредка постанывая. Казалось – это излишняя отсрочка смерти. Девочка лежала в подвешенном состоянии. Хуже, ещё как могло произойти.

– Фу блять… – отвернул голову. – Омерзительно… – медленно встал.

Чаще всего лёгкий колотун настигает на ранней пробежке, а тут прямо всего растрясло. Зубы стучали так, что неоднократно прикусывал язык. Отдышка как на пятый круг. Глядя на неё, ему самому сблевать хочется. Тревога бьёт по нервам по самое не могу. Гиль так и не решился чего именно хочет сделать. Сбежать или всё же попытаться замять дело. Отсрочить поиски как можно дальше, пока тело в итоге не найдут. Чем дольше смотрит на пассию, тем сильнее ненавидит женский род. Конкретно, не сколько свою избранницу, а всех женщин в целом. Та, что молча согласилась и та, что предала. Чем чаще эта мысль барахталась в голове, тем быстрее парень задыхался. Слишком нелепое замечание, за то эффективное настолько, что самого прорвало. Вжался. Согнулся. Упал на колени. Две банки горького пива вышли легко. Обычно, его по пол часа в таких случаях трясёт. Если бы не дрожь пробивающая тело – сигаретка давно бы уже торчала в зубах.

Кашель постепенно становился всё громче. Неуместные потуги выжить вызывали ещё большую озлобу. Снова планирует обдурить. Выгоду пытается выжать. В голове не укладывается, сколько раз за всё время отношений, вокруг пальца обвели. То голова болит. То живот. Занята. Лень переться. «С работы не отпустили». «Дома готовить нужно обед». Завтра. Потом. На днях и так до самой бесконечности. Когда Лое что-то надо, Гиль всегда её выручал. Он же наоборот. Целыми днями не мог дождаться ответной реакции. Максимум, на что изредка приходилось рассчитывать – погулять. Непонятно, кто кого взял в оборот. Как только грубеют хоть на капельку эмоции, все планы тут же рушатся на корню. Чего не отнять, так это эмоции. Манипуляция. Очередной, взвинченный каприз в попытке досуха вытрясти душу. Сострадание. Жалость. Только чёрствый душой проблемы другого не поймёт. На это раз не получится избежать заслуженного наказания. Никакого раскаяния. Сожаления о содеянном то же нет.