Подлянка, сэр!

— Давайте лучше я, — он вытер руки салфеткой. — В общем, вашего внука можно поздравить. Он, как вы помните, с самого начала был против приобщения случая Лукиной к делу, находившемуся в тот момент в разработке, об убийствах одиноких пожилых женщин с целью завладения их жилплощадью. Наш Данилов допустил некоторую ошибку, когда счел гибель Марфы Андреевны имеющей к этому отношение.

Данилов щелкнул языком.

— Меня племянники ввели в заблуждение. Откуда у одинокой женщины племянники?

— Какие племянники? — не поняла я.

— Ну помнишь, — вступил Олег, — с самого начала, после ее смерти появились какие-то брат с сестрой. Он Яичников, а она Мансилья-Гомес, утверждали, что приходятся Лукиной родными племянниками?

— А, — я припомнила самый первый разговор Пухлякова с Олегом у нас на кухне. — И кто это оказались такие?

— Одни из тех, кому Лукина «передала» свою квартиру. Ребята случайно сообразили, что бабушка их дурит. Устроили ей скандал, но завещания не вытребовали. Тогда решили действовать через архив. Теоретически, если там попасть на правильного человека, можно получить документ, что ты кому угодно родственником приходишься. Особенно когда речь идет об одиноком человеке. Мы все поняли, когда увидели список, что ваш участковый составил. Читаем, смотрим, номер пятнадцать и номер семнадцать — племянники. Каждый со своим договором пожизненной ренты.

— Ну! — нетерпеливо дернулась Мария Гавриловна. — А кто жил-то с Михаилом Евфстафьевичем все это время?! Скажете вы нам или нет?!

— Подождите, все по порядку, — осадил ее Пухляков. — Ну так вот, наш Данилов ошибочно отнес случай Лукиной к своему делу. Вначале все как бы даже складывалось. Эта ваша Рябикова работает в «Европрестиже», скрывается, попытки ее разыскать заканчиваются плачевно для одной любопытной дамы, — он выразительно посмотрел в мою сторону.

— Тут я, признаюсь, засомневался, — кивнул Олег. — Подумал, может, и впрямь все из-за квартиры, как Данилов говорит. Но тут выплыло одно интересное обстоятельство. Я выяснил, что Кавалергардов на самом деле — сын Марфы Лукиной.

— Как ты это выяснил? — удивилась я, не припомню, чтобы сообщала об этом внуку. Только Маше, кажется, вчера сказала.

— Он сам сказал, когда его для беседы вызвали, — пожал плечами Олег. — Я ему как сказал, что речь идет о двух убийствах и одном покушении, он чуть сознание не потерял от испуга. Сразу рассказал, что Марфа Лукина на самом деле его мать. У меня было подозрение насчет мести. Но он был усыновлен в два года, так что своих младенческих злоключений не запомнил. И еще Кавалергардов сказал, что Марфа дала ему свою фамилию — Фролова, — и назвала Николаем. Вчера, когда читал бабушкин отчет о беседе с Ксенией Кравченко, подумал, что уважаемую Веру Афанасьевну стоило бы оштрафовать за ведение частной сыскной деятельности без лицензии.

— Да, в воспитательных целях можно, — притворно нахмурился Пухляков. — Вычтем из твоей, Олег, зарплаты.