Подлинная история Анны Карениной

Вронский взглянул на Левина и графиню Нордстон и улыбнулся.

– А вы всегда в деревне? – спросил он. – Я думаю, зимой скучно?

– Не скучно, если есть занятия, да и с самим собой не скучно, – резко отвечал Левин.

– Я люблю деревню, – сказал Вронский, замечая и делая вид, что не замечает тона Левина.

– Но надеюсь, граф, что вы бы не согласились жить всегда в деревне, – сказала графиня Нордстон.

– Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытал странное чувство, – продолжал он. – Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня.

Вы верите этим словам? Верите в патриотизм Вронского? Не бывая в деревне подолгу, он, видите ли, скучает по ней… в Ницце. В это так же невозможно поверить, как и в его искреннюю заинтересованность в спиритических сеансах, на которых помешана графиня Нордстон и в которых он непременно желает принять участие.

Вронский не говорит при посторонних людях того, что он думает. Это человек не просто светского, но дворцового воспитания. Вронский закончил Пажеский корпус. В Пажеский корпус зачислялись дети и внуки особ первых трех классов Табели о рангах. Корпус назывался Пажеским потому, что к приему в него по личному распоряжению императора допускались только зачисленные ко двору пажи. Отличные ученики производились в камер-пажи при августейших особах женского пола, а два лучших ученика прикреплялись к самой императрице.

Вне зависимости от успехов в учебе в Пажеском корпусе, о которых мы не знаем, Вронский получил великолепное дворцовое воспитание. Оно позволяет ему поддерживать беседу с любым человеком на любую тему с одной-единственной целью: между ним и собеседником не должно возникнуть конфликта, они должны оставаться довольными друг другом.

Но Левин сделан из другого теста. Левин со всеми говорит то, что думает. И он злится, когда его не понимают. А этого не понимает Вронский. Зачем злиться? К чему эта серьезность? Ведь это просто светская болтовня, ни к чему не обязывающая. Вронский искренне не понимает раздражения Левина, который ведет себя в доме Щербацких как слон в посудной лавке.

Как ни старается Левин быть объективным, он смотрит на Вронского недобрыми глазами. Зато Кити смотрит на него глазами влюбленной девушки. Два абсолютно разных взгляда. Но видим ли мы Вронского во всем объеме? Или мы видим только функцию, а не человека?

Толстой не останавливается и на этом. Мы увидим Вронского еще и глазами князя Щербацкого, который очень напоминает старого князя Болконского в “Войне и мире” с его категоричностью суждений. Князь Щербацкий откровенно презирает Вронского и ему подобных. Для него это “франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь”.

– Ох! не смотрели бы мои глаза! “Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на бале…” – И князь, воображая, что он представляет жену, приседал на каждом слове. – А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…

– Да почему же ты думаешь?

– Я не думаю, а знаю; на это глаза есть у нас, а не у баб. Я вижу человека, который имеет намерения серьезные, это Левин; и вижу перепела, как этот щелкопер, которому только повеселиться.

Но ведь старый князь прав! Вронскому и в голову не приходит, что, влюбляя в себя Кити без намерения жениться на ней, он нанесет девушке тяжелую душевную травму, не говоря о том, что подорвет ее репутацию невесты.