Разумеется, не вина Панкратова, что он был дурно образован и воспитан и при этом сам совершенно искренне считал, что культуры и образованности как раз Царской Семье и не хватает.
«Не знаю, какое впечатление произвел я, но что касается меня, то первое впечатление, которое я вынес, было таково, что живи эта семья в другой обстановке, а не в дворцовой с бесконечными церемониями и этикетами,
Конечно, можно только пожать плечами, удивляясь, до каких немыслимых пределов разросся в Василии Семеновиче апломб, но бывший народоволец был еще и по-шлиссельбургски энергичен и по простоте души пытался ликвидировать пробелы в образовании и воспитании как царских детей, так и самого государя, однако главные проблемы заключались даже не в отсутствии у Панкратова желания понимать людей, с которыми его свела воля Керенского, а в том, что от него действительно мало что зависело…
Вернее, это сам Панкратов делал все, чтобы от него ничего не зависело.
Представляя власть Временного правительства, он все время изображал ее такой, какой она, по его мнению, должна выглядеть: мудрой, великодушной, прозорливой. Но поскольку власть была совершенно другой, то Панкратову оставалось только надувать щеки, изображая знание неких тайных обстоятельств, которые мешают ему быть мудрым, великодушным и прозорливым.
Между прочим, это подробно описано в его воспоминаниях…
«Ко мне подходит князь Долгоруков.
– Господин комиссар, когда же будет разрешено сходить в церковь? Николай Александрович и Александра Федоровна просили меня узнать, – обратился он ко мне.
– Как только будет все приготовлено. У меня нет ни малейшего намерения лишать их посещения церкви, – ответил я.
– Какие же нужны приготовления?
– Устраняющие всякие неприятности и недоразумения.
– Не понимаю, – огорченно отвечает князь.
– Не думайте, что меня беспокоят неприятности, только касающиеся меня лично, возможны неприятности другого порядка, которых я не могу допустить, – пояснил я князю.
Но он опять не понял меня»…
«Через несколько дней бывший царь опять обратился ко мне с просьбой разрешить ему с семьею пойти за город и осмотреть город.
– Весьма охотно бы это сделал, если бы имел разрешение от Временного правительства. Кроме того, есть еще и другие мотивы.
– Вы боитесь, что я убегу? – перебивает меня Николай Александрович.
– Этого меньше всего, – возражаю ему: – Я уверен, что вы и попытки такой не сделаете. Есть нечто другое. Вы читаете газеты?
– Что же в них? Я ничего не заметил, – недоумевая, ответил Николай Александрович».
«Николай Александрович неоднократно под влиянием этих рассказов и разговоров (рассказы самого Панкратова о красоте и богатстве сибирской природы. –
– Вам нечего бояться… Вы думаете, я решусь убежать. Назначьте конвой… – говорил он.
– Я уже вам объяснил, что с этой стороны менее всего препятствий…
– А если мы сами возбудим ходатайство перед правительством?
– Пожалуйста. Разве я вам делал какие-нибудь препятствия в этом отношении?
– Но мы обращаемся к вам как к представителю правительства. Теперь мы с Александрой Федоровной советовались и решили обратиться прямо. Но нам кажется, что вы могли бы и своей властью разрешить»…
Подчеркнем еще раз, что эти диалоги записаны самим В.С. Панкратовым.
Поразительно! Достаточно одаренный писатель, он даже не чувствует тут, насколько пародийно звучат его бюрократические увертки…
А объяснения: дескать, вдруг кому-либо из тобольцев «придет в голову во время прохода в церковь выкинуть какую-либо штуку? Бросить камнем, выкрикнуть нецензурную похабщину и т. п. Пришлось бы так или иначе реагировать. Лучше заблаговременно устранить возможность подобных историй»! – напоминают анекдот про исправника, который приказал убрать в парке все скамейки, чтобы хулиганы не могли царапать на них неприличные слова…
Как действовали эти объяснения Василия Семеновича на Царскую Семью, видно из дневника государя.
«На днях Е.С. Боткин получил от Керенского бумагу, из которой мы узнали, что прогулки за городом нам разрешены, – записал он 29 сентября. – На вопрос Боткина, когда они могут начаться, Панкратов, поганец, ответил, что теперь о них не может быть речи изза какой-то непонятной боязни за нашу безопасность. Все были этим ответом до крайности возмущены. Погода стала прохладнее»…
Государь дал Панкратову прозвище «маленький человек».