Подлинная история графа Монте-Кристо

Иски об освобождении рабов сошли на нет, а с военными победами и ростом авторитета Людовика XV в 1740-х годах в его правлении наступил короткий период, который дал основания для чрезмерно лестного прозвища – Людовик Возлюбленный. Но в 1750-х годах, когда в царствовании короля начался один из гораздо более типичных периодов неудач и разлада, суды захлестнула новая волна исков[295] об освобождении рабов, и чернокожие вновь начали выигрывать каждое дело, как в первичном рассмотрении, так и на стадии апелляции. Целое поколение адвокатов, любящих работать на публику, воспользовалось делами о «французской свободе» как быстрым способом добиться известности и даже славы. Эти юристы строили из себя воинствующих философов – образ, запечатленный в 1770 году в статье бескомпромиссного борца за гражданские права Анриона де Пансея: «Рабство, подобно разрушительному вулкану[296], высушивает, сжигает, засасывает все, что окружает; свобода же, наоборот, всегда несет с собой счастье, изобилие и расцвет искусств… Все свободно в королевстве, где свобода восседает у подножия трона, где худший из подданных находит в сердце своего короля отцовские чувства… Во Франции рабов нет».

Ответ на идеалистичные высказывания этих бескомпромиссных борцов с рабством прозвучал в сочинениях бывшего юриста Парижского парламента Гийома Понсе де ля Грава. Он переметнулся в другой лагерь и стал поверенным короля в Адмиралтействе. Этот жалкий предшественник столь многих негодяев девятнадцатого и двадцатого столетий утверждал, что ошибочно само представление судов о сути проблемы. Дело не в рабах во Франции. Дело – в чернокожих во Франции.

«Ввоз во Францию слишком большого количества чернокожих[297] – в качестве рабов или в любом ином статусе – представляет собой опасность. Вскоре мы увидим, как они обезобразят французскую нацию, – писал Понсе, реагируя на дело мулата Луи, который по решению суда только что стал свободным и получил просроченное жалованье от бывшего владельца. – Негры, как правило, опасны. Среди них нет практически ни одного, кто бы не злоупотребил полученной свободой».

Понсе призывал к принудительной регистрации[298] любого чернокожего, живущего во Франции, не важно, раба или свободного человека. Только так, по его мнению, можно было справиться с упомянутой угрозой.

* * *

В то время как Понсе порицал нацию, «обезображенную» межрасовыми браками[299], будущий наставник Тома-Александра, тогда еще известный под именем Жозеф Булонь, доказывал, что цвет кожи не служит мерилом человека. Булонь поступил в академию Ля Боэссьера в том же году, когда Понсе перешел в адмиралтейский суд. «Еще никто до сих пор не демонстрировал[300] такого изящества движений, – писал сын Ля Боэссьера о своем друге. – Подобная ловкость наверняка покажется невероятной для тех, кто не видел это собственными глазами». Когда другой мастер-фехтовальщик презрительно отозвался о Жозефе как о «Боэссьеровом мулате»[301], белый отец Жозефа убедил его ответить на оскорбление и пообещал за победу в дуэли нового коня и экипаж. Хотя юный Жозеф, вероятно, больше думал о том, как выиграть экипаж, дуэль имела огромное символическое значение как для борцов за гражданские права, так и для сторонников равноправия рас. Многие придворные и прочие известные люди делали ставки на того или иного дуэлянта. Сотни зрителей заполнили фехтовальный зал и наблюдали за тем, как элегантный темнокожий юноша умело побеждает более опытного противника при помощи «бесконечных комбинаций ударов»[302], неожиданных даже для тех, кто видел тренировки Жозефа.

Как бы король ни относился к мулатам во Франции, он отметил победу Жозефа, сделав его членом своей почетной гвардии – отряда gen d’armes[303] (буквально «оружных людей»), расквартированного в Версале. Бойцы этого элитного подразделения на церемониальных приемах стояли за спиной короля, одетые в щегольские алые дублеты с серебряной тесьмой. Жозеф присвоил себе титул «шевалье», и, поскольку рыцарь должен именоваться по месту расположения своего замка, юноша назвался шевалье де Сен-Жоржем (поговаривали, что в честь плантации, которой его отец владел на Гваделупе). Но в то самое время, как Жозеф Булонь стал рыцарем, Понсе де ля Грав получил пост королевского прокурора. И принялся еще активнее добиваться введения регистрации для живущих во Франции чернокожих – всех, включая мулатов (и более того, любого человека с малейшей примесью африканской крови), – ради предполагаемой общественной безопасности.

Весной 1762 года в столице и ее пригородах огласили указ[304], согласно которому любой, в чьих жилах текла негритянская кровь, был обязан явиться в трибунал Парижского парламента для регистрации. Все жители Парижа, в домах которых располагались чернокожие, также должны были заявить о них. На выполнение указа отводился срок в один месяц[305] Понсе станет лично посещать судебные заседания, посвященные регистрации.