Подлинная история графа Монте-Кристо

Сентябрьские бунты заставили многих иностранных приверженцев Революции отвернуться от нее, особенно в Англии. Лондонская «Times» опубликовала отчеты, согласно которым общее число погибших колебалось от 1200 до 12 000 человек, и призвала англичан «горячо молиться[503], чтобы ваша счастливая конституция никогда не была попрана деспотичной тиранией равенства». Шокированный парижскими событиями и зная о выписанном ордере на его арест, генерал Лафайет бежал на вражескую территорию[504].

Но наряду с озлоблением германское вторжение дало толчок новому виду патриотизма – сильному чувству гражданского долга, который велел вступать в армию. Вербовочные пункты не справлялись с наплывом добровольцев. Тысячи новых французских граждан-солдат записывались в полки, чтобы получить оружие и форму или, по крайней мере, обрывок трехцветной ткани и пропуск, разрешающий им отправиться на фронт.

Французские добровольцы сошлись с германскими захватчиками возле маленькой деревушки Вальми, неподалеку от крепости Верден. Именно под Вальми родилась новая легенда о непобедимости французской армии. Французские стрелки использовали кое-что из новейшего оружия, продемонстрировав, к чему могут привести двадцать лет инноваций в пушечном деле. Они также показали, что может значить истинный и всеобщий патриотизм для армии, защищающей родную землю: солдаты насмехались над захватчиками, крича «Vive la nation!» («Да здравствует нация!») и «Vive la Révolution!» («Да здравствует Революция!»). Революционные гимны и песни эхом отражались от пшеничных полей и перекрывали непрерывный шум битвы. «С этого места и с этого дня берет начало новая эра[505] в мировой истории»[506], – заметил поэт Гёте, с изумлением наблюдая за французскими отрядами со стороны прусских позиций.

Охваченные всеобщим патриотическим безумием, в которое погрузилась страна после победы при Вальми, депутаты Национальной ассамблеи объявили о самороспуске и призвали создать новый орган власти, избираемый непосредственно народом. Этот Национальный конвент немедленно проголосовал за отмену монархии (конец пути длительностью в 1350 лет) и за провозглашение Франции республикой.

* * *

К середине ноября 1792 года новая Французская Республика завоевала ряд территорий вдоль своих границ. Опьяненная силой, которая, по-видимому, была способна освободить даже весь мир, республика воспользовалась своим очевидным военным превосходством и двинула войска во все стороны. Она захватила Австрийские Нидерланды, освободив сначала Брюссель, а затем и всю Бельгию от австрийского господства. Следом настал черед ряда независимых германских государств вдоль Рейна, давно находившихся под влиянием Австрии. Французские армии дошли до Франкфурта. На южных границах республики революционные войска вторглись в Пьемонт-Сардинию и взяли город Ниццу.

Правительство издало эдикт о братстве[507], обещая военную помощь любой нации, которая пожелает сражаться за свою свободу. Это было открытое предложение к радикалам по всей Европы свергать своих правителей. Чтобы выполнить данное обещание, Франции нужно было увеличить размеры армии. Быстро.

Правительство уже начало эксперименты с новой системой набора солдат, основанной на архаичной французской модели, чей возраст насчитывал сотни лет: «свободные легионы»[508], независимые от регулярной армии подразделения, которые можно было созвать на время войны и распустить на время мира. Эти формирования не заменили регулярную армию и Национальную гвардию, а существовали одновременно с ними.

Эти легионы бросались в глаза, во многом благодаря политическим беженцам, устремившимся во Францию в первые годы Революции и набравшимся смелости взяться за оружие в борьбе за общеевропейскую свободу. Мало кто из беженцев имел военную подготовку. Правительство просто отделило их от прочих военных частей, позволив сформировать собственные легионы[509]: вскоре появился бельгийский легион, германский легион и даже английский[510]. Барон Анахарсис Клоотс предложил собрать легион «вандалов»[511] (придуманный им термин для его соотечественников-пруссаков), хотя это ни к чему не привело.

А 7 сентября делегация свободных негров из колоний явилась в Манеж, чтобы просить правительство одобрить создание легиона из чернокожих. Группу делегатов возглавлял Жюльен Раймон[512], состоятельный плантатор, родившийся в Сан-Доминго в семье неграмотного белого француза и богатой мулатки, уроженки острова. Результатом их ходатайства стало возникновение Légion Franche des Américains et du Midi (Свободного легиона американцев[513] и южан). И хотя в названии большинства легионов фигурировало слово «свободный» в знак того, что они были независимы от регулярной армии, в данном случае этот термин имел двойное значение: каждый солдат указанного легиона был свободным чернокожим. Вскоре подразделение получит известность как Черный легион.