Подлинная история графа Монте-Кристо

Избегая лишних подробностей, изложу вам кое-какие наблюдения, которые, возможно, поразят вас. Трое из нас, среди прочих, были вместе в пригороде Сен-Марсо. Наши принципы оставались неизменными, и мы были достаточно счастливы вносить свой вклад в великое революционное движение – Лазовски, Бодлен и я. Первого отравили до смерти. Второй, бригадный генерал в Альпийской армии, только что был убит в Шамберри, а что касается меня, я оклеветан, и теперь жду яда или убийц. Но какая бы участь ни была мне суждена, я буду служить Республики с не меньшим пылом – и до самого последнего момента.

Командующий Альпийской армией, генерал

Александр.

Похоже, Комитет счел его объяснения достаточными на текущий момент – быть может, потому, что желал избежать поисков еще одной кандидатуры на пост командующего Альпийской армией. Дюма разрешили продолжить путь[591] в горы, но это в любом случае стало далеко не последней вестью, которую он получил от Комитета общественной безопасности.

* * *

С прошлой весны Дюма, Сен-Жорж и другие цветные представители элиты иногда оказывались под подозрением как потенциальные контрреволюционеры. (В сентябре 1793 года Сен-Жорж и десять его офицеров из Черного легиона были арестованы[592] за «контрреволюционные замыслы» в соответствии с недавно вступившим в силу Законом о подозрительных лицах.) Но даже по мере того как якобинцы и Комитет толкали Революцию все глубже в пучину террора, Алекс Дюма видел вокруг все новые подтверждения того, что Французская Республика – его страна – по-прежнему не имеет себе равных с точки зрения возможностей для цветных людей.

В июне 1793 года пять офицеров Черного легиона представили на суд Конвента прошение с призывом к «американской свободе» – освобождению всех чернокожих на островах. Группа цветных граждан маршем прошла к Отель де Виль и притом несла транспарант с надписью «Права человека и цветных граждан: жить свободным или умереть». После ожесточенных дебатов члены правительства сопроводили авторов петиции на Марсово поле и официально салютовали им, поскольку те «вновь подтвердили свою клятву[593] пролить кровь за свободу».

А в первые дни февраля 1794 года в Париж после тяжелого путешествия из Сан-Доминго прибыла поразительная делегация в составе трех человек[594]: Жана-Батиста Беллея, чернокожего уроженца Сенегала и бывшего раба, Жана-Батиста Миллса, свободного мулата, жителя Сан-Доминго, и Луи-Пьера Дюфаи, белого француза, который много лет работал в колонии клерком и теперь гордо именовал себя простолюдином. В страстном выступлении перед контролируемым якобинцами Конвентом Дюфаи привел аргументы за отмену рабства – и Конвент единодушно приветствовал эту речь аплодисментами. Затем одним-единственным голосованием французское правительство впервые в истории отменило рабство[595].

Наконец-то самоопределение Алекса Дюма как французского республиканца и солдата Французской революции получило полное подтверждение. Похоже, результат голосования предоставил ему редкую возможность поразмыслить над своими корнями. Послание, написанное 16 вантоза II года (6 марта 1794 г., когда Франция праздновала декрет об отмене рабства) солдатам, размещенным в Освобожденном городе, показывает, что Дюма зачарован важностью события. Письмо – в меньшей степени определенный или фактический военный приказ, а скорее эмоциональное и крайне необычное размышление о его расовой принадлежности, происхождении и значимости этих факторов для Революции. В нем Алекс Дюма говорит о себе в третьем лице: