Подлинная история Константина Левина

[о]: Степан Аркадьич стоял над лестницей. Добродушно сияющее лицо его из-за шитого воротника мундира просияло еще более, когда он узнал вбегавшего.

– Так и есть! Левин, наконец! – проговорил он с дружескою, насмешливою улыбкой, оглядывая подходившего к нему Левина. – Как это ты не побрезгал найти меня в этом вертепе? – сказал Степан Аркадьич, не довольствуясь пожатием руки и целуя своего приятеля. – Давно ли?

– Я сейчас приехал, и очень хотелось тебя видеть, – отвечал Левин, застенчиво и вместе с тем сердито и беспокойно оглядываясь вокруг.

– Ну, пойдем в кабинет, – сказал Степан Аркадьич, знавший самолюбивую и озлобленную застенчивость своего приятеля; и, схватив его за руку, он повлек его за собой, как будто проводя между опасностями.

Здесь важна каждая мелочь. И то, что Левин только протягивает руку Облонскому, а тот в ответ обнимает и целует его. И то беспокойство, с которым оглядывается Левин, потому что окружающая среда мнится ему враждебной. И эта его «озлобленная застенчивость», которая легко может перерасти в агрессию. Левину кажется, что он оказался в опасной для него среде. Но на самом деле это он опасен для окружающих, начиная со сторожа и заканчивая служащими присутствия. Во всяком случае, таким он видится этим людям. Поэтому Стива ведет его за руку, как ребенка. Или как больного:

Облонский с своим тактом почувствовал, что Левин думает, что он пред подчиненными может не желать выказать свою близость с ним, и потому поторопился увести его в кабинет.

Но чего боится Левин? Он – родовитый дворянин, барин, в лучшем, старинном смысле этого слова. Он не беднее Стивы, у которого даже нет собственного имения. Его сводный брат, у которого он остановился в Москве, Сергей Иванович Кознышев – знаменитый писатель и социолог.

Можно было бы предположить, что Левин слишком засиделся в своей глуши и несколько одичал. Но он довольно часто бывает в Москве. И очевидно, что он приезжает сюда не развлекаться, а по делам. И вдруг такая паника в каком-то присутствии! Где работает его друг. Кстати, его единственный друг…

Это тоже важная деталь. У Левина нет друзей. Кроме Стивы, который приятель всем на свете, у Левина нет ни одного друга.

Посмотрите, сколько товарищей у Вронского. Несмотря на то что он закончил привилегированный Пажеский корпус, он служит в обычном гвардейском полку. И у него много друзей, в том числе и близких – Яшвин, Петрищев и другие. А все потому, что Вронский не задирает нос, не кичится своим богатством и родовитостью. Он ровен со всеми, кроме подлецов. Такой же Стива.

А Левин? Едва познакомившись с двумя сослуживцами Стивы, он уже смотрит на них «с ненавистью», «как будто кто-то сейчас обидел его», хотя никто его не обижает.

[о]: Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали все его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.

Его только что познакомили с Гриневичем. Но он не смотрит ему в лицо, а уставился на его руку. Это мало того, что неприлично, но это и довольно странно выглядит со стороны. С человеком разговаривают, а тот рассматривает твои ногти и запонки…

Стива пытается пошутить над ним, увидев его костюм, пошитый у французского портного: «Как же ты говорил, что никогда больше не наденешь европейского платья?» Это намек на его славянофильские вкусы. Но шутить с Левиным себе дороже.