Подлинная история Константина Левина

Но возникает подозрение, что это пренебрежительное отношение к собственному мертвому телу обманчиво. Если бы ему действительно было все равно, что с ним сделают после смерти и какие манипуляции будут производить с его мертвым телом, он не делал бы в своих завещательных записках распоряжения об этом с такой настойчивостью. Но это лишь догадки.

Впрочем, в «Детстве» есть и другой взгляд на смерть, но это взгляд не ребенка, а повзрослевшего героя, alter ego самого автора. Здесь рассказывается о смерти старой горничной матери Николеньки Натальи Савишны. Так случилось, что в свое время она не смогла выйти замуж за любимого человека и осталась в девушках, всю жизнь посвятив своим господам. Такой женской участи не позавидуешь, но именно это сделало ее смерть легкой.

Она оставляла жизнь без сожаления, не боялась смерти и приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Наталья Савишна могла не бояться смерти, потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив закон Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и самоотвержение…

Она совершила лучшее и величайшее дело в этой жизни – умерла без сожаления и страха.

От «Детства» прямой переход к рассказу «Три смерти», написанному в 1858 году. В рассказе три главных героя – барыня, ямщик и дерево. И все трое умирают. Барыня уходит из жизни тяжело, мучительно и, как сказал бы Толстой, «эгоистично». Она, как и Николай Левин, больна чахоткой в последней стадии, но не желает спокойно принять своей участи – терзает близких, заставляет их везти ее в Италию, хотя все понимают, что она и до Москвы не доедет.

В соседней комнате ямской избы, где остановились по дороге барыня с мужем и доктором, умирает ямщик Федор. Умирает тоже тяжело, но спокойно, «не эгоистически», отдавая свои новые сапоги молодому ямщику и только прося его за это поставить на его могиле «камень». «Камня» молодой ямщик не купил (а вот над могилой барыни воздвигли целую каменную часовню), но все-таки устыдился и сделал на могиле товарища деревянный крест. Для этого он срубил в лесу ясень – и это была уже третья смерть в рассказе.

Топор низом звучал глуше и глуше, сочные белые щепки летели на росистую траву, и легкий треск послышался из-за ударов. Дерево вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колебаясь на своем корне. На мгновенье все затихло, но снова погнулось дерево, снова послышался треск в его стволе, и, ломая сучья и спустив ветви, оно рухнулось макушей на сырую землю. Звуки топора и шагов затихли. Малиновка свистнула и вспорхнула выше. Ветка, которую она зацепила своими крыльями, покачалась несколько времени и замерла, как и другие, со всеми своими листьями. Деревья еще радостнее красовались на новом просторе своими неподвижными ветвями.

Такая смерть в глазах Толстого – высшее достижение «неэгоизма». Но это наводит на грустные мысли. Если такая смерть – идеал, а величайшее дело человека умереть «без сожаления и страха», то идеал человека – отсутствие личности и сознания. Любое сознание своей личности так или иначе «эгоистично», ибо содержит в себе ego (я). И даже Наталья Савишна не исключение.

Толстой боялся смерти. Его ego было слишком велико, чтобы он мог спокойно принять возможность его уничтожения. Можно утверждать, что на протяжении всей жизни не было для него чувства более мучительного, чем страх смерти, которая уничтожит его «я» и превратит его в разлагающийся труп. Можно предположить, что и вся религиозная философия Толстого была попыткой преодолеть этот страх смерти и как-то объяснить себе, зачем Бог, создав его как личность, в конце концов эту личность обращает в прах.