Подлинная история Константина Левина

«Три недели продолжалась мучительная рвота, – вспоминала Софья Андреевна, – неделю Николушка был без сознания, и три дня были непрерывные конвульсии. Думая, что он кончается, я за неделю перестала кормить его грудью и с ложечки вливала ему в рот воду. Но он так жадно хватал ложку, что мне стало страшно, что ребенок с голоду умрет. Я дала ему опять грудь. Не могу вспомнить без ужаса, как этот ребенок, уже потерявший всякое сознание, как зверек, схватил грудь и стиснул ее своими острыми 7-ю зубками. Потом он начал жадно сосать. Вид этого потухшего человеческого сознания и идиотизм в глазах, которые еще так недавно смотрели на меня весело и ласково, – был ужасен. И так я прокормила его еще почти неделю. За сутки до смерти все маленькие члены Николушки закоченели в неподвижном состоянии, кулачки сжались, лицо перекосилось».

В ноябре 1875-го родился восьмой ребенок – дочь Варя. Она прожила всего несколько дней.

В июне 1874 года в Ясной Поляне ушел из жизни очень дорогой лично для Льва Николаевича человек – его тетушка Татьяна Александровна Ёргольская. Она послужила прообразом Сони в «Войне и мире». Как Николай Ростов был влюблен в свою кузину Соню, так отец Толстого Николай Ильич был влюблен в Туанетт, как ее называли близкие. Но должен был жениться на Марии Николаевне Волконской не столько по любви, сколько по расчету. (Примерно так же происходит в «Войне и мире», когда Николай Ростов женится на княжне Марье Болконской.) После ранней смерти Марии Николаевны Николай Ильич все-таки сделал предложение своей былой возлюбленной, но она отказала ему, при этом фактически заменив его детям мать и воспитывая их вплоть до смерти самого Николая Ильича, после чего дети перешли под опеку других, более близких по родству тетушек. Татьяна Александровна оказала огромное духовное влияние на Льва и в чем-то определила его религиозное мировоззрение. Например, она принимала все церковные догматы, кроме одного: догмата о загробных мучениях. То есть отрицала Ад. Она говорила: «Бог, который – сама доброта, не может желать наших страданий». Это же отрицание Ада мы находим в письме Толстого В.Г.Черткову 1884 года: «Я с детства никогда не верил в загробные мучения».

«Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь…»; «Еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви…»; «Всем своим существом заражала меня любовью…», – писал о ней Толстой. И вот о смерти Татьяны Александровны он, как ни странно, написал в «Воспоминаниях» как об одном из самых светлых событий в своей жизни.

«Уже когда я был женат и она начала слабеть, она раз, выждав время, когда мы оба с женой были в ее комнате, она, отвернувшись (я видел, что она готова заплакать), сказала: „Вот что, mes chers amis[16], комната моя очень хорошая и вам понадобится. А если я умру в ней, – сказала она дрожащим голосом, – вам будет неприятно воспоминание, так вы меня переведите, чтобы я умерла не здесь“…

Когда мы несли ее по деревне, не было одного двора из шестидесяти, из которого не выходили бы люди и требовали остановки и панихиды. „Добрая была барыня, никому зла не сделала“, – говорили все…

Умирала она тихо, постепенно засыпая, и умерла, как хотела, не в той комнате, где жила, чтобы не испортить ее для нас. Умирала она, почти никого не узнавая. Меня же узнавала всегда, улыбалась, просиявала (так у Толстого. – П.Б.), как электрическая лампочка, когда нажмешь кнопку, и иногда шевелила губами, стараясь произнести Nicolas (имя отца Толстого. – П.Б.), перед смертью уже совсем нераздельно соединив меня с тем, кого она любила всю жизнь…»

Смерть Татьяны Александровны Ёргольской очень напоминает уход из жизни Натальи Савишны в «Детстве». Это тоже «неэгоистический» вариант прощания с жизнью. Такой уход явно грел душу Толстого. Если лучшие люди так принимают смерть, значит, возможно, она не так страшна. Но разум Толстого все-таки отказывался принять смерть как неизбежный конец жизни. И это становится навязчивой идеей Константина Левина, особенно в конце романа, когда он вроде бы вполне счастлив с Кити.

Он читает бездну философской литературы, но не находит ответа на главный вопрос: зачем человек живет, если он умрет?

В результате Левин приходит к мысли о необходимости веры в Бога и служения Ему как Хозяину. Работник не задается вопросом, зачем он служит хозяину. Служит, потому что он – работник, а тот – хозяин. Эту мысль подсказывает ему простой мужик Федор во время молотьбы в риге, где Левин вновь задает себе вопрос: «Зачем все это делается? Зачем я тут стою, заставляю их работать?» Зачем, если всех их «закопают», «и главное не только их, но меня закопают, и ничего не останется»?

Рассуждения Федора, сказанные совсем по другому поводу, вроде бы дают Левину неожиданный ответ на этот вопрос.