Подлинная история Куликовской битвы

Каждой профессии или делу – свой святой. Лекарям – Косьма и Дамиан или Пантелеймон. Казакам – Богоматерь Гребневская. Воинам – Иоанн Воин или Спас Нерукотворный.

Победителям, естественно, Георгий Победоносец.

Выбор инструментария был одобрен, после чего осталась малость – «пробежаться» по источникам и уточнить, какие дружины и откуда были в войске Дмитрия Донского. С сей задачей слушатели и разошлись по домам до следующей недели.

Дома это племя молодое, незнакомое, общими усилиями перенесло на готовую топографическую основу все святые места, рассыпанные по центру Москвы, и получило весьма интересную картинку. Любой желающий может действо это повторить.

Прямо посреди Лубянского холма, чуть-чуть не заняв место железного Феликса, встал собор Богоматери Владимирской, снесенный в 1934 году, а рядом с ним – Богоматери Гребневской, там, где ноне камень жертвам репрессий. Наши подопечные тут же дружно напомнили нам, что казаки принесли в дар великому князю Дмитрию две иконы. Пришедши на подмогу городским дружинам, на том месте, где стоит Донской монастырь, донские казаки вручили двум князьям, возглавлявшим это ополчение, будущим Дмитрию Донскому и Владимиру Донскому, список с иконы Богоматери Владимирской, потом названный иконой Богоматери Донской, и список с иконы Богоматери Гребневской. Богоматерь Донскую князь Дмитрий поставил как войсковую хоругвь в главный полк, а Гребневскую возвратил казакам как их охранительницу.

Прекрасно. Начало положено. Однако неужели больше в пределах бульварного кольца, то есть Белого, Царева города соборов Владимирской Богоматери нет?

– Есть, есть, – зашумели слушатели и тут же наперебой стали указывать точку на карте.

– Вот он, на подворье Сретенского.

– А что у вас так хитро глаза блестят? – зная свой контингент, спросил я их. – Ясно дело. Улица Сретенка, монастырь Сретенский, здесь и встречали икону Богоматери Владимирской аж в 1397 году, когда она Москву от полчищ Тамерлана защитила.

– Так дело-то в том, что монастырь этот, который сейчас находится на Большой Лубянке, кстати, а не на Сретенке, стоит здесь только с 1579 года, когда и был перенесен сюда, а до этого располагался на другом месте, – глаза у студента все так же хитро блестели.

– Ну, говори, говори, – подбодрил я его.

– А до этого он стоял на нынешней Никольской, которая тогда и называлась Сретенкой. А на месте сегодняшнего монастыря стояла церковь Святой Марии…

И тут его прорвало.

– Все улицы у нас в Москве «плывут»! То есть названия их «плывут». Никольская – это бывшая Сретенка. Ильинка – Дмитровка, Варварка – Великая, Никитская – Царицынская, а Петровка вообще не там шла, где сейчас, а вдоль реки Неглинки…

– И река Неглинка не там текла, где нам рассказывают, – перебил его белобрысый, вылитый викинг. – Она через холм Боровицкий текла. Чудов монастырь пополам делила…

– И ворот, откуда Дмитрий Донской на Куликовскую битву выезжал из Кремля, тогда еще быть не могло по причине их в то время отсутствия, – витиевато вставила девушка в очках.

И пошла-поехала губерния. Загалдели примерные слушатели, всяк свою правду открыть старается.

– Тихо! – строго осадил их я. – Тихо вы! Возвращаемся к святым местам. Какие монастыри, кроме Сретенского, непосредственно связаны с упоминанием Куликовской битвы?

– Ну, во-первых, Чудов, вокруг каменных стен и из-за каменных стен которого это все и пришло на поле Куликово, – начала серьезная девушка в очках. – Затем там же, на Боровицком холме: Спасо-Преображенский на Бору, Вознесенский, заложенный Евдокией, женой Дмитрия Донского, в честь победы на поле Куликовом, именуемый ранее Девичьим… – Ее не перебивали. Девушка помолчала и добавила: – Женские, для вдов и сирот воинов, павших на поле Куликовом: Алексеевский, Зачатьевский (Стародевичий), Вознесенский на Рву, более известный как Варсонофьевский, Георгиевский, Моисеевский, Никольский, Богородицкий на Трубе, сейчас известный как Рождественский, заложенный матерью Владимира Донского, Рождественский на Рву, что стоял на месте Храма Василия Блаженного, Ивановский, Старо-Симонов или Рождественский… – Она перевела дух.

– Отдохни, – остановил ее белобрысый. – А для увечных воинов и ветеранов, – он набрал воздух и скороговоркой выдал: – Покровский, Богоявленский, Николаевский у крестного целования, где клятву кровную давали перед боем, Старый Спас на Песках или Заиконоспасский, прямо за Собором Гребневской Богоматери, Высоко-Петровский, Знаменский и Георгиевский на Псковской горке, Ильинский, Спасский на Яузе, Голутвинский…

– Да два некрополя, кладбища огромных, – опять перебила его очкастая всезнайка, – Спасо-Андроников и Симонов, вообще основанные для захоронений героев битвы Куликовской…

– Хватит, хватит, – поднял я обе руки вверх, – вы все сорок сороков перечислять будете?

– Так это ж самый большой в мире мемориал павшим в битве! – воскликнула девушка. – А сколько еще церквей и соборов!..

– Стоп! Церкви перечислять не будем. А скажите мне, краеведы и знатоки канонов церковных, где лечили раненых в те далекие годы?

– В монастырях и обителях, – разом выдали все.