Подлинная история носа Пиноккио

– Ага, да, – сказал Бекстрём. – А второй визит?

– Потом Томас позвонил мне, и мы встретились пару дней спустя, тоже в его офисе, и заключили договор, где, помимо прочего, оговаривался мой гонорар. Коллекцию переправили ко мне домой, у меня же офис в доме, где я живу, и об этом позаботилась транспортная фирма.

– Если я тебя правильно понимаю, вы не были близкими друзьями, но также и не враждовали. Скорее просто знакомые. И у вас в одном случае имелись деловые отношения, когда он попросил тебя помочь с продажей картин.

– Да, – подтвердил фон Комер. – Ты очень точно все описал.

– Что автоматически возвращает нас к маленькому инциденту перед Дроттнингхольмским театром. Я прекрасно понимаю, что, по мнению многих, полицию абсолютно не касаются такие личные истории, но при мысли о случившемся с Эрикссоном, как ты понимаешь, нам трудно оставить подобное без внимания.

– Да, – ответил фон Комер. – Я признаю, что это было глупо с моей стороны, но я размышлял именно так, как ты сказал. А именно, что речь идет об обычном недоразумении между нами, которое не имеет никакого отношения к полиции. Вдобавок мы с Эрикссоном уже уладили его на тот момент, когда ваш человек связался со мной. Для меня и Эрикссона тогда это дело уже закончилось.

– Для порядка лучше, чтобы ты сам рассказал, как все случилось, – предложил Бекстрём.

Эрикссон позвонил ему на мобильный, когда он совершал свою обычную вечернюю прогулку, и поскольку он уже тогда орал и ругался и явно находился на пути к дому фон Комера, тот предложил встретиться на парковочной площадке перед театром. Эрикссон просто кипел от возмущения, кричал и размахивал аукционным каталогом, который в какой-то момент попал фон Комеру в лицо, и у него пошла носом кровь.

– Именно тогда я решил, что лучше просто уйти, – сказал фон Комер. – С ним невозможно было разговаривать, он оскорблял меня, ничего не слушая. Поэтому я удалился.

– Почему он так разозлился? – поинтересовался Бекстрём.

– Ну, речь шла о чистом недоразумении в связи с продажей некоей картины. Отчасти я сам был виноват: сделал расчет не в той валюте, и Эрикссон получил слишком мало денег. Поняв свою оплошность, я, естественно, сразу все исправил. Есть документ и об этом тоже. В связи с нашим разговором на сей счет я также уяснил для себя, что, при мысли о случившемся, мне лучше отказаться от обязательств, которые я взял на себя.

– Это я могу понять, – кивнул Бекстрём. – И как он воспринял твой отказ?

– Не стал возражать, искренне попросил извинения и сожалел о произошедшем и сказал, что уважает мое решение.

– Последний вопрос, прежде чем мы прервемся на обед, – сказал Бекстрём. – Эрикссон рассказывал тебе, кто дал ему задание продать картины? Кому они принадлежали?

– Нет, – ответил фон Комер. – Я, конечно, задал этот вопрос, но он объяснил, что ему запрещено говорить, кто его клиент. Здесь нет ничего необычного, да будет тебе известно. Он уверял также, что с провенансом все абсолютно ясно. Никаких странностей.

– А ты сам как думаешь?

– О чем ты? – спросил фон Комер.

– Насколько я понял, ты же очень квалифицированный эксперт в области произведений искусства. Мне кажется, ты сам, пожалуй, узнал предметы и понял, кому они принадлежат.

– Нет, – покачал головой фон Комер. – Я, естественно, провел обычные изыскания через различные базы данных и старые аукционные каталоги, но это ничего не дало. Нельзя сказать, что он просил продать меня какую-то кучу барахла, но и ничего сверхъестественного, честно говоря. Когда мы говорим о провенансе двадцатого столетия для произведений русского искусства, здесь все, к сожалению, ужасно запутано. Не будем забывать, что русские пережили революцию и две мировых войны в его первую половину, и миллионы людей были убиты, а все, чем они владели, просто исчезло.

– Тогда так, – сказал Бекстрём. – Тогда я доволен, – продолжил он и вопросительно посмотрел на Лизу Ламм и Юхана Эка, которые в унисон покачали головой. – Тебя самого что-то интересует? – спросил он и кивнул фон Комеру. – Может, у тебя есть желание спросить о чем-то или, по-твоему, ты забыл что-нибудь важное для тебя?

– Нет, – ответил фон Комер. – Единственно меня волнует, как долго я просижу здесь. У меня хватает дел дома.

– Будь уверен, тебе не придется находиться здесь ни одной лишней минуты, и поскольку ни у кого больше нет никаких вопросов, я объявляю о завершении допроса. Сейчас у нас 11.50, – констатировал Бекстрём и выключил магнитофон.

105

После первого допроса Лиза Ламм проследовала с Бекстрёмом в его комнату, поскольку хотела обсудить с ним кое-что с глазу на глаз.

– О’кей, – сказал Бекстрём, расположившись за своим письменным столом. – Чем я могу помочь старшему прокурору? – «Прежде чем сдохну от голода».

– Для начала прими мои комплименты, – сказала Лиза Ламм. – Я и понятия не имела, что ты можешь быть настолько чутким.

– Я просто старался сэкономить время, – пожал плечами Бек-стрём. – Если такие, как фон Комер, начинают упираться, обычно проходят годы, прежде чем они оказываются за решеткой.