Подлинная история носа Пиноккио

– А если сможешь указать его на картинках, которые я принес с собой, обещаю дать тебе пятьдесят штук за беспокойство при той же гарантии анонимности. Это займет максимум пять минут, будь уверен. Потом я обещаю также не беспокоить тебя больше.

– О’кей, – сдался Ара.

«Все-таки пятьдесят тысяч», – подумал он.

Репортер крупнейшей вечерней газеты принес с собой два десятка снимков, представлявших полдюжины разных личностей и, похоже, сделанных в связи с всевозможными репортажами. Шесть человек по сравнению с двумя сотнями, которые полиция показала ему. Гость разложил их на кухонном столе Ары так, чтобы тот мог смотреть на них одновременно, и с одного быстрого взгляда таксист узнал мужчину, чуть не попавшего ему под колеса сутки назад.

Тот смотрел прямо в камеру, когда его снимали. Тот же взгляд, каким он одарил Ару на улице перед домом убитого адвоката. Сейчас он увидел незнакомца снова, во второй раз за короткое время, и по выражению его глаз почему-то внезапно понял, о чем предупреждала Анника Карлссон.

– Нет, – сказал Ара и покачал головой. – Сожалею, но я никого не узнаю. Никого из них.

– О’кей, – репортер похлопал его по плечу. – Мы не прощаемся. Звони напрямую, если передумаешь.

И он наконец ушел и оставил Ару в покое.

41

Прямо с места преступления Бекстрём поехал в ресторан по соседству со своим домом, намереваясь съесть там вполне заслуженный ужин, и стоило ему перешагнуть порог кабака, как его с распростертыми объятиями встретила знакомая официантка-финка, только что вернувшаяся из отпуска в Таиланде. Он расположился у барной стойки с целью в тишине и покое изучить меню и, между делом попивая холодное пиво, окинул взглядом заведение. В зале было мало гостей и никого из знакомых, а поскольку он собирался расслабиться, это устроило его просто замечательно. Вдобавок он хотел обменяться несколькими словами с финкой, пышногрудой блондинкой, которую знал уже несколько лет и которая к тому же время от времени убирала ему квартиру, получая за свои труды оплату натурой в его шикарной кровати фирмы «Хестенс».

«Возможно, поэтому она так хорошо сохранилась, пусть ей уже почти сорок», – подумал Бекстрём.

– Как все прошло в Таиланде? – спросил он, отхлебнув из своего бокала.

Просто отлично, если верить ей. На третий день ее дорогой супруг заснул на солнце, получил солнечный удар и попал в больницу в Бангкоке. Там он пролежал целую неделю, в то время как она сама могла расслабляться по полной программе.

Потом они с мужем вернулись домой, а так как лечение покрыла страховка, здесь тоже все сложилось просто замечательно.

– Слава богу, он не умер, – проворчал Бекстрём с чувством.

– Не беспокойся, – улыбнулась финка. – Настоящему парню вроде тебя не придется заботиться о вдове. Что ты будешь есть, кстати?

На следующий день ему требовалось рано вставать, и, поразмышляв недолго, Бекстрём решил заказать легкий ужин и на том остановиться. Он взял смоландскую колбаску, свеклу и тушеный картофель. Добавил к ним пару больших бокалов крепкого пива и две полные рюмки шнапса для улучшения пищеварения. А закончил все чашкой кофе с маленькой порцией коньяка, расплатился и пошел домой.

– Позвони, когда понадобится убираться. За мой отпуск, наверное, накопилось немало работы, – улыбнулась финка и кивнула многозначительно в направлении промежности Бекстрёма, прежде чем обняла его на прощание.

«Бабы просто сходят с ума по мне, и их все больше и больше», – подумал Бекстрём, выходя на улицу.

– Наконец дома, – подумал он и уже через пять минут, успев надеть свой японский махровый халат и смешать себе освежающий напиток из водки с тоником, сел на большой черный кожаный диван перед телевизором, положил ноги на античный китайский придиванный столик и окинул комнату одобрительным взглядом.

«Я хорошо живу», – сказал себе Бекстрём, и единственное беспокойство у него вызвала большая позолоченная птичья клетка, стоявшая на столе перед окном. «Самое время продать это дерьмо через Интернет», – подумал он, поскольку прошло уже почти три недели с тех пор, как ее обитатель попал в ветеринарную клинику, где, надо надеяться, скоро мог отдать богу душу. Без малейшего сожаления с чьей-то стороны и меньше всего со стороны Бекстрёма. В отличие от Эгона, его любимой золотой рыбки, умершей уже почти десять лет назад из-за того, что коллега Ян Рогерссон не уделил ей должного внимания, пока сам Бекстрём расследовал убийство на юге Швеции.

Зато у Бекстрёма никогда не было никакого восточного палочника. Он умышленно солгал о нем своей недалекой коллеге, инспектору Росите Андерссон-Трюгг, с намерением ошарашить ее и как можно быстрее положить конец разгоревшейся между ними бессмысленной дискуссии.