— Хорошо, пусть будет так, — согласилась Жанна. — Есть ещё один вопрос. Как только я выйду отсюда, в квартале от дома меня должен ждать экипаж. Я дам тебе деньги, и ты наймёшь карету, которая повезёт меня в Саутгемптон.
Служанка наклонила голову.
— Да, я всё поняла.
— А теперь иди. — Де Ла Мотт встала с кровати. — Я убегу не завтра, у тебя ещё есть время подумать, составишь ли ты мне компанию. Поверь, мы заживём как в сказке. Я выдам тебя замуж за состоятельного человека. А что ждёт тебя здесь? Полунищенское существование? Брак с бедняком, холодный очаг и смерть детей, которых нет возможности лечить?
— Хорошо там, где нас нет, — заметила девушка. — Нет, вы меня не уговорите. Когда вам понадобится экипаж, дадите мне знать.
— Да, иди, ты свободна.
Мария сделала несколько шагов к двери и обернулась.
— Вы сейчас говорили о детях, моя госпожа, но подумали ли вы о своём ребёнке? Не обрекаете ли вы его на мучения?
— Мой ребёнок — не твоя забота, — отрезала де Ла Мотт и отвернулась к окну. Она не обернулась до тех пор, пока за Марией не закрылась дверь.
Глава 35
— Что это такое?! — взбешённый Людовик XVI ходил по кабинету, держа в руке книгу, которая ещё пахла типографской краской. — Что это такое, я вас спрашиваю?…
Бледный де Крон стоял перед монархом навытяжку и готовился к самому плохому. Он догадывался, какой книгой король машет перед его лицом.
— Вот, полюбуйтесь! — Его величество швырнул на стол фолиант, и начальник полиции осторожно взял его. — Узнаёте?
Де Крон прочёл на обложке имя и фамилию автора: «Графиня Жанна де Ла Мотт», и всё его существо сжалось от страха. Но как это получилось? Куда делся Максим де Тран? Неужели он не выполнил приказ самого короля? Вот негодяй! Впрочем, изливая проклятия на голову неизвестно куда подевавшегося наёмного убийцы, де Крон понимал: во всём виноват только он.
Когда виконт не явился в положенное время за вознаграждением, начальник полиции не удивился. От де Трана можно было ожидать чего угодно, даже отъезда в другую страну. Авантюрист по природе, Максим вполне был способен под пытками выудить у графини, где она прячет бриллианты, благополучно присвоить их и рвануть куда-нибудь в тёплые края уже богатым человеком. Если ожерелье оказалось у него в руках, деньги короля ему были уже не нужны. Именно так и подумал де Крон, когда один из самых лучших исполнителей канул неизвестно куда.
Но чтобы он не выполнил приказания… Это просто немыслимо! Графиня должна быть мертва. Тогда почему же вышли мемуары? Вероятно, они опоздали, и де Ла Мотт успела продать их издательству. Другого объяснения начальник полиции не находил.
— Ваше величество, я в растерянности, — еле выдавил он посиневшими губами. — Мой человек не мог не исполнить приказ, тем более королевский. Де Ла Мотт мертва, я в этом даже не сомневаюсь.
— Тогда как её мемуары увидели свет? — Людовика трясло, и он нервно теребил кончики тараканьих усов.
— Возможно, мы опоздали, и графиня уже отдала рукопись в издательство, — предположил де Крон. — Она обманула госпожу де Полиньяк, которая, вернувшись сюда, сказала, что выкупила у неё мемуары. Вероятно, де Ла Мотт предусмотрительно сделала копию, которую потом продала редактору.
Король нервно заходил по кабинету.
— Что говорит ваш агент? — рявкнул он.
— Мой агент пропал, но я считал, что на это имеются достаточные причины, — задыхаясь, произнёс де Крон. — Он вполне мог выпытать, где Жанна прячет бриллианты, а потом прихватить их и бежать подальше и от Англии, и от Франции.
Его величество тяжело опустился на стул.
— Проклятье! — прошептал он и стукнул кулаком по столу. — Господин де Крон, вы сами понимаете, что я должен немедленно заключить вас в Бастилию. Но вы всегда были ревностным служакой, и я даю вам шанс исправиться. В ближайшие месяцы я должен услышать о смерти графини, а ваши люди обязаны присутствовать на её похоронах, чтобы засвидетельствовать этот факт. Если вы не выполните мои требования в течение месяца-двух, я… — Он смахнул пот батистовым платком. — Впрочем, мне нет нужды говорить вам, какое наказание за этим последует.
Де Крон от волнения оторвал пуговицу на камзоле.
— Я всё понял, ваше величество. — Он низко поклонился монарху. — Вскоре вы услышите о смерти этой женщины.
Он развернулся на каблуках и вышел. Людовик, несколько минут сидевший в оцепенении, велел пригласить Мирабо, видного политического деятеля, суждения которого очень ценил. Предвидя разговор с Мирабо, король поморщился. Он не жаловал этого человека, на которого к тому же было неприятно смотреть. Великий политик не был красавцем. Он родился с искривлённой ногой и довольно сильно прихрамывал. Лицо несчастного навсегда обезобразила оспа, которой бедолага переболел в три года. Многие, однако, находили, что безобразие лица искупалось красивыми блестящими глазами и подвижностью. Король всего этого не замечал. При виде Оноре Габриеля он чувствовал робость и с облегчением вздыхал, когда политик покидал его кабинет.