Андрюша Юданов (кстати говоря, тоже сын профессора экономики) стал экономистом, автором нескольких книг. Одна из них под названием «Секреты финансовой устойчивости международных монополий» очень хорошая, а маленькая брошюрка под названием «Фирма и рынок» – просто великолепная.
Мы дружили. Мы разговаривали часами. Мы и в Москве гуляли вечерами по городу. Курили, выпивали эдак скромненько, зайдя в кафе. Вася Кулаков угощал меня чаще, чем я его, увы мне… А потом все это как-то незаметно с какой-то геологической неуклонной медленностью куда-то делось, пропало, стушевалось.
С Яковлевым и Асмоловым я дружил столь же страстно. С Яковлевым особенно. Нам тоже было понятно, кем мы хотим стать. Причем, надо сказать, всем нам. Лена Матусовская к тому времени уже была искусствоведом. Оля Рязанова собиралась на филфак изучать английскую литературу. Филологом хотел быть и я, правда по греко-латинской части. Саша Асмолов хотел стать ученым, и поначалу его интересовали биологические материи.
Скоро в нашем поселке снял дачу Алексей Николаевич Леонтьев, главный советский психолог, декан психфака МГУ. Бывают разные деканы. Чаще всего это просто административная должность. Иногда – это почетное кресло, вроде президента в парламентских республиках, куда периодически усаживают наиболее отличившихся профессоров. А Леонтьев был научным лидером факультета, и не только факультета, но и всей марксистской психологии. Давайте без кавычек. Когда-то я тоже смеялся над этим, но в шестьдесят лет перечитал старика Леонтьева – я говорю «старика», потому что у него был сын психолингвист, и есть внук, тоже психолог, Дмитрий Леонтьев, с которым я знаком, – перечитал и понял, что это был сильный и оригинальный ученый, скорее даже философ, чем конкретно-предметный психолог. У Бога всего много, и марксизм в этом наборе тоже есть.
Владимир Федорович Тендряков, незаурядный писатель, поразительно добрый человек (я помню, как он разговаривал с нами, с ребятами, защищал нас от наших родителей, а иногда даже – о ужас! – совал нам трешки на портвейн), был еще и человеком ищущим. Ему было все интересно. Его библиотека ломилась от книг по философии, истории, психологии. Сидя на полу в его кабинете, я прочитал Ницше, «Так говорил Заратустра». Тендряков иногда публиковал философские статьи. Философские не в предметном смысле, а в смысле размышлений. Одна его мысль показалась мне интересной. Он сказал, что человек как социальное явление начался с того момента, когда люди начали хоронить своих мертвецов. Конечно, Тендряков тут же познакомился с Леонтьевым, и Саша Асмолов – наверное, под влиянием обаятельной личности Леонтьева – решил стать психологом. У него это прекрасно получилось. Сейчас он заведует кафедрой, пишет книги и очень часто выступает в прессе со своими умными и, не побоюсь этого слова, добрыми, то есть гуманными текстами.
А вот Андрюша Яковлев хотел стать писателем. Потом журналистом. Потом философом. Потом снова писателем. И у него все получалось. Сейчас это заметный религиозный мыслитель и автор исторических трудов, а также художественных произведений, посвященных хасидизму, – но теперь мой друг Андрюша Яковлев называется ребе Эзра Ховкин. Такова была настоящая фамилия его папы, детского писателя Юрия Яковлевича Яковлева. Писатель он был талантливый, хотя многие ругали его за советскость. Но, в отличие от Гайдара, он не призывал открывать бой с врагами, не размахивал шашкой в своих произведениях. Говорите что хотите, но его рассказ «Мальчик с коньками» – хороший рассказ. И рассказ «Всадник, скачущий над городом» тоже хороший. Я, во всяком случае, помню их до сих пор, и, честное слово, не потому, что я много лет крепко дружил с его сыном и с самим стариком Яковлевым много раз встречался, болтал, был подвозим им на машине в Москву, да и просто водочку пил иной раз. Не в том дело.
Оля Рязанова стала киноведом, писала о датском кинематографе, защитила диссертацию. Ира Матусовская стала врачом, как она и мечтала. Сейчас живет в Америке. Только бедная Лена, написавшая хорошую книгу об американских художниках, умерла в 1979 году. Ей было всего тридцать четыре.