Читаем Подлинник речи. Современная армянская поэзия в переводах Георгия Кубатьяна полностью

«Под словами, сокрыт от собратий…»

Под словами, сокрыт от собратий,человек шевелится едва,и звучат, будто лепет дитяти,речь его и простые слова.И они набухают неслышнои колеблются, как на плаву.В этом шатком домишке без крышия давно и привычно живу.Пряжа речи течет к незнакомойодинокой обители бед,и, стремниною жизни влекомый,я повсюду ищу ее след.И встает из-под слов без уловокчеловек, точно сбросивший кладь.«Сколько лет мы с тобою бок о бок,но не знаю я, как тебя звать».И чтоб не задохнуться, как в дыме,не накликать несчастий на нас,мне придется наречь ему имяи напомнить свое, и не раз.И ушедших напомнить. Ушли выдруг за другом, и вас не вернуть,но лишь теми слова наши живы,кто ушел, а не умер отнюдь.Их укрыло завесою речи,жизнь живых им уже не сродни,но хотя мы от них и далече,из-под слов этих дышат они.

ВОПРОШЕНИЕ

1

…и бывает, от кошмарных грезпробуждаешься, лишь в бездну рушась,и тебя преследует вопрос,и тоска, и несказанный ужас:«В чем она, загадка бытия?И твои животные инстинкты,существо твое перекроя,изменились ли?» И, в стаю сбиты, —сонмы зверовидных в вышине,и, судьбу людей собой означа,бродят с нами, будто бы во сне,конская тоска и боль собачья.

2

Неспроста ты различаешь вдруги отнюдь не спьяну или сдурув звере — человеческий испуг,в человеке — зверскую натуру.Эту связь вовеки не порвешь,и вполне возможно, что в итогеперед Богом мы одно и то ж,оттого-то и едины в Боге.И загадка разлетелась в прах,и разгадка не сокрыта в тайнах,и в людских глазах — животный страх,а в глазах зверей, таких кристальных,ты читаешь боль сто раз на днюи безмолвную тоску-кручину,и опять попал ты в западнюи охвачен страхом беспричинно,зароненным космосом в тебя,и постичь мы не способны, где же,рубежи слиянья затопяи плодами будущими брезжа,воды жизни, воды смерти льют,их не разделить, их путь урочен,и твой ужас неизбывно лют;это так, но для себя ты, впрочем,отыскал родимое, свое —новую загадку, новый морок:— Надобно всегда жалеть зверье,ибо жизни тот и этот дорог,человек и зверь, и в том твой дар,что в мирской юдоли ты сызвекав человеке зверя увидал,ну а в диком звере — человека.

ПОЭЗИЯ

Перейти на страницу:

Все книги серии журнал "Новый мир" №7. 2012

Рассказы
Рассказы

Валерий Буланников. Традиция старинного русского рассказа в сегодняшнем ее изводе — рассказ про душевное (и — духовное) смятение, пережитое насельниками современного небольшого монастыря («Скрепка»); и рассказ про сына, навещающего мать в доме для престарелых, доме достаточно специфическом, в котором матери вроде как хорошо, и ей, действительно, там комфортно; а также про то, от чего, на самом деле, умирают старики («ПНИ»).Виталий Сероклинов. Рассказы про грань между «нормой» и патологией в жизни человека и жизни социума — про пожилого астронома, человеческая естественность поведения которого вызывает агрессию общества; про заботу матери о дочке, о попытках ее приучить девочку, а потом и молодую женщину к правильной, гарантирующей успех и счастье жизни; про человека, нашедшего для себя точку жизненной опоры вне этой жизни и т. д.Виталий Щигельский. «Далеко не каждому дано высшее право постичь себя. Часто человек проживает жизнь не собой, а случайной комбинацией персонифицированных понятий и штампов. Каждый раз, перечитывая некролог какого-нибудь общественно полезного Ивана Ивановича и не находя в нем ничего, кроме постного набора общепринятых слов, задаешься справедливым вопросом: а был ли Иван Иваныч? Ну а если и был, то зачем, по какому поводу появлялся?Впрочем, среди принимаемого за жизнь суетливого, шумного и бессмысленного маскарада иногда попадаются люди, вдумчиво и упрямо заточенные не наружу, а внутрь. В коллективных социальных системах их обычно считают больными, а больные принимают их за посланцев. Если кому-то вдруг захочется ляпнуть, что истина лежит где-то посередине, то этот кто-то явно не ведает ни середины, ни истины…Одним из таких посланцев был Эдуард Эдуардович Пивчиков…»Евгений Шкловский. Четыре новых рассказа в жанре психологической новеллы, который разрабатывает в нашей прозе Шкловский, предложивший свой вариант сочетания жесткого, вполне «реалистического» психологического рисунка с гротеском, ориентирующим в его текстах сугубо бытовое на — бытийное. Рассказ про человека, подсознательно стремящегося занять как можно меньше пространства в окружающем его мире («Зеркало»); рассказ про человека, лишенного способностей и как будто самой воли жить, но который, тем не менее, делает усилие собрать себя заново с помощью самого процесса записывания своей жизни — «Сейчас уже редко рукой пишут, больше по Интернету, sms всякие, несколько словечек — и все. По клавишам тюк-тюк. А тут не клавиши. Тут рукой непременно надо, рукой и сердцем. Непременно сердцем!» («Мы пишем»); и другие рассказы.

Валерий Станиславович Буланников , Валерий Станиславович Буланников , Виталий Владимирович Щигельский , Виталий Николаевич Сероклинов , Виталий Николаевич Сероклинов , Евгений Александрович Шкловский , Евгений Александрович Шкловский

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кто оплачет ворона?
Кто оплачет ворона?

Про историю России в Средней Азии и про Азию как часть жизнь России. Вступление: «В начале мая 1997 года я провел несколько дней в штабе мотострелковой бригады Министерства обороны республики Таджикистан», «совсем рядом, буквально за парой горных хребтов, моджахеды Ахмад-шаха Масуда сдерживали вооруженные отряды талибов, рвущихся к границам Таджикистана. Талибы хотели перенести афганскую войну на территорию бывшего Советского Союза, который в свое время — и совсем недавно — капитально в ней проучаствовал на их собственной территории. В самом Таджикистане война (жестокая, беспощадная, кровопролитная, но оставшаяся почти неведомой миру) только-только утихла», «комбриг расстроенно вздохнул и пробормотал, как будто недоумевая: — Вот занесло-то, ядрена копоть! И куда, спрашивается, лезли?!».Основное содержание очерка составляет рассказ о том, как и когда собственно «занесло» русских в Азию. Финальные фразы: «Триста лет назад Бекович-Черкасский возглавил экспедицию русских первопроходцев в Хиву. Триста лет — легендарный срок жизни ворона. Если бы речь шла о какой-нибудь суетливой бестолковой птахе вроде воробья, ничего не стоило бы брякнуть: сдох воробей. Но ворон! — ворон может только почить. Ворон почил. Конец эпохи свершился».

Андрей Германович Волос

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги