Подлинные сочинения Фелимона Кучера

В начале сентября 1832 года я прибыл в форт Гибсон. Эта пограничная крепостёнка Дальнего Запада находилась близ Большой Реки, почти при самом впадении её в воды Арканзаса. В этом месте завершилась моя поездка, в которую я отправился с несколькими особами за месяц до того. Мы проделали путь от Сент-Луиса – городочка шумного и вонючего – по всему берегу Миссисипи и вдоль всей линии пограничья, протянувшейся от Миссури до Арканзаса и нашпигованной агентствами и миссиями, как колбаса кусочками мелкого жира.

Главой нашей команды был комиссионер Пит Питерсон. Он утверждал, что ему было поручено правительством Соединённых Штатов надзирать за поселениями индейских племён, кочевавших от востока к западу по Миссисипи. Он был родом то ли из Коннектикута, то ли из Кинникиника. Обладая поистине огромными юридическими познаниями, а не одним лишь дипломом юриста, который можно приобрести на барахолке за гроши и тугрики, Питерсон долгое время провёл в министерстве юстиции и сумел не зачахнуть в своей юридической конторе, не превратиться в рассохшийся справочник без сердца и души. Пит Питерсон сохранил в себе природное простодушие и развил в себе такую широту взглядов, с которой могли бы потягаться только просторы прерий. Значительная часть его жизни прошла в кругу семейства и в обществе городских сановников. Но он периодически покидал уютный уголок и отправлялся, закинув на плечо ружьё, в дикую глушь бездорожных пустынь Дикого Запада для осуществления государственного надзора за кем-то или чем-то. Поначалу я предполагал, что он уезжал лишь для того, чтобы не превратиться в отупевший мягкий мешок, подвязанный модным галстуком, и чтобы наполнить душу свежим ветром и простотой общения, ибо без этого, как я думал и продолжаю думать поныне, человек не имеет возможности сохранить лёгкость бытия. Но вскоре после начала нашего путешествия я стал подозревать, что у него были какие-то более глубинные интересы, а не только желание проветрить мозги и выполнить правительственное поручение…

Другой спутник мой был Дик Диксон, англичанин, но только по рождению, а не по месту жительства. Изъездив многие земли и многие государства, он стал некоторым образом всемирным гражданином и нисколько не чувствовал себя стеснённым ни в какой обстановке. Он занимался всем, что попадалось ему под руку: ботаникой, зоологией, музыкой, жуками, бабочками, девочками, но никогда – мальчиками, даже если того требовала мода. Он был при всём ещё и отменным наблюдателем человеческих характеров, поэтому регулярно заносил свои мысли в толстую тетрадь, с которой не разлучался ни в туалете, ни даже в бою. К этому надобно прибавить и его неутомимость и постоянно излучавшееся из него чувство счастья, особенно заметное на охоте, когда он не попадал в цель и радовался ещё одной сохранённой им жизни. Не было среди нас никого более деятельного и весёлого, чем Дик Диксон. Я и комиссионер Питерсон единодушно прозвали его Графом, и хотя Диксон не обладал графским титулом, он не обиделся на нас.

Третий мой товарищ по странствованию был провожатый Диксона и путешествовал с ним наподобие того, как Санчо следовал всюду за Дон Кихотом. То был молодой господин из Швейцарии, лет не более двадцати, с дарованиями и с благородством духа, но с таким невероятным легкомыслием, что готов был ринуться в самое глупое приключение. Звали его Базиль, просто Базиль.

Описав этих моих спутников, я не смею умолчать и об одной персоне, хоть и невысокого происхождения, но крайне важной по, если так можно выразиться, всеохватности его обязанностей. Я говорю о нашем конюхе, оруженосце, поваре, устроителе палаток и так далее и тому подобное. Надо прибавить, что человек этот не пропускал ни единого случая вмешаться во что бы то ни было и тем самым являлся почти всегда помехой нашему обществу. Это был низенький, черноволосый, сухой, как спичка, французский креол [29] по имени Антуан; мы же звали его за тёмную иссушенную кожу просто – Горбушка. Ведя кочевую жизнь, он жил то среди белых, то среди индейцев, при этом заезжая в самые отдалённые племена, с которыми чистокровные белые люди не имели никаких отношений.

Мы нашли нашего Горбушку в Сент-Луисе, возле которого он владел небольшим земельным участком, где осела его жена-индеанка и целый выводок ребятишек. Что до его жены, то у него, как признавался сам Горбушка, насчитывалась не одна супруга – что ни племя индейцев, то очередная жена.

– Так уж выходит, – рассказывал он, потирая коричневую от загара шею, – и не моя в том вина, джентльмены. Но они сами бросаются на меня. Какая-то во мне жеребячья сила сокрыта.