Потом появился совсем молоденький паренек, почти мальчик, он осмотрелся, взял кулечек лущенных грецких орехов, ожидая, пока начальство позавтракает, и жестом пригласил всю компанию за собой. Он отвел их, предложив машину не брать, в рощицу к Куре. Шагать пришлось довольно далеко, от домов вела тропинка, проехать по ней было невозможно, пока приходилось на все соглашаться.
Оказались в рощине, на небольшой полянке, испещренной пятнами от костров, мусора тоже было достаточно. Кура текла рядом, чуть выше по течению и значительно ниже по этому берегу из воды торчали бетонные плиты. Они должны были не пускать реку во время половодья на тот луг, который они только что отшагали. Потом появилась машина, избитая «Волга» с тбилиским номером. Долбанов сразу подобрался, стал откровенно ее рассматривать, пробуя увидеть и водителя, и тех, кто сидел на задней сиденье.
Паренек, который их привел сюда, тут же залез на переднее сиденье, ограничивая этот обзор. Машина постояла, потом задняя левая дверца ее открылась и вылез парень, бледный, худой, но мускулистый и жесткий до такой степени, что Кашину и подсказывать не нужно было, что это Василий. Он дошел до ожидающей его троицы и спросил:
– Начальники, хотели поговорить?
– Вы дружили с братом? – спросил Кашин.
– Нет, семейство меня не признает, – в этих слова прозвучала неожиданная для грузина горечь. Обычно они говорят безэмоционально, или с такими интонациями, что Кашин подлинных чувств в словах почти не улавливал.
– Меня интересует, – заговорил Томас довольно напористо, – вы же все-равно с Альбертом встречались. Чем он увлекался, что поделывал в свободное время?
– С машинами в гараже возился. Иногда ходил со мной на футбол. – Василий вздохнул. – Я тоже в молодости играл, и через это... А, неважно.
– Играл он здорово, – проговорил Долбанов сзади, – даже входил в запас «Динамо». Но слава вскружила голову, вот и попал на удочку... к нехорошим ребятам.
– Не так, – буркнул Василий, но больше ничего не добавил. Это касалось только его, выкладывать свои жизненные обстоятельства он не собирался.
– Говорят, Альберт был очень честным, – полуутвердительно проговорил Кашин.
– Ему бы я не только свой кошелек, даже ключ от сейфа доверил, – отозвался Василий. – Второго такого не видел. И теперь, – он вздохнул, – не увижу.
– Он признавал отцовский авторитет? – спросил Долбанов.
– Еще как! Он запретил Альту, – видимо, это была домашнее, полудетское прозвище Альберта, – брать у меня деньги, так я... Приходилось маскировать любые траты, чтобы он хоть иногда со мной знался. Даже за билеты на стадион он сам платил. – Василий вздохнул. – Хотя, что мне деньги?.. Если даже брата угостить не мог.
Ага, значит, отец именно так наказал его, вора с двумя отсидками, и явно устремленного на третью, подумал Кашин.
– Он рассказывал тебе о ком-нибудь из ребят, с которыми на флоте подружился? Может, называл фамилии? – спросил Томас.
– Этого вы от меня не дождетесь, – Василий повернулся и пошел к машине. И снова, не попрощался даже.
Уже за полдень они достали билеты на самолет в Архангельск, и пока Томас отправился к сестре, Кашин сидел в небольшом парке, где ел мороженное и листал на лавочке листы, на которых пытался схематически привести свои мысли в порядок. Долбанов тоже куда-то отлучился на пару часов, потом вернулся, и уже втроем они отправились обедать. Харчо показался Кашину чрезмерно острым, но и Томасу, и Долбанову хотелось угостить его только местной кухней. На второе подали баранину с изрядным количеством самой разной травы, и все, что пришлось есть, оказалось еще острее. Потом было еще что-то... Без вина вкушать и наслаждаться этим великолепием было почти невозможно. Но Кашину ни есть, ни пить не хотелось, мешала жара и его собственная убежденность, которую он обозначил Томасу так:
– Как бы для тебе эта поездка не нравилась, убежден, пустышку тянем.
– Это верно, – кивнул Патркацишвили. – Если говорят, что Альберт был честный, значит...
– Чтобы заслужить у нас такую репутацию, – добавил и Долбанов, с удовольствием пережевывая с мясом целый пук какой-то зелени, – нужно быть безупречным. – Внезапно он вздохнул. – Даже жалко, такого парня погубили.
– Погубили?.. – вскинулся Томас. – Он погиб на боевом посту, капитан. Он погиб – никто его не губил.
– Да я же не про вас, – небрежно отмахнулся капитан. – Я про тех, кто... Да и вы – не просто же так прилетели его личность устанавливать?
К бабушке Нане поехали когда жара стала уже удушающей, словно горячее полотенце на лицо накинули. Иногда даже приходилось ходить с раскрытым ртом, иначе, казалось, в легких собиралось недостаточно воздуха.
Бабушка, как выяснилось, их ожидала. Соседки, с которыми вчера разговаривал Долбанов, ее предупредили. Она не плакала, но внутри у нее слез было много, это Кашину стало ясно, едва он ее увидел. Из-за них она и говорить почти не могла. К тому же, он и сам сделал ошибку, спросил первым делом:
– Бабушка Нана, Альберт был честным? По-настоящему честным? Не мог он сказать неправду своему капитану?