Подлодка

Если бы только я знал правила этой игры. Взрывов больше нет, АСДИКа — тоже, но командир продолжает придерживаться сценария пьесы — что же из всего этого получится?

Если бы только я мог прямо спросить Старика, четырьмя простыми словами: «Как обстоят наши дела?»

Но, похоже, мой рот наглухо заклепан. Я не в силах собраться с мыслями. В голове зловеще бурлит кратер вулкана.

Я чувствую жажду. В шкафчике еще должен был остаться яблочный сок. Я осторожно открываю его, но из него сыпятся фарфоровые осколки. Все эта проклятая тряска. Большинство чашек и блюдец разбилось. Кофейник остался без носика. К счастью, бутылка сока уцелела. Очевидно, именно она и побила всю остальную посуду. Что ж, тоже правильно: громи все вокруг себя, если хочешь остаться невредим.

Под столом валяется сломанная рамка с фотографией, запечатлевшей спуск на воду нашей лодки. Острые осколки стекла все еще торчат из нее. Должно быть, я проглядел ее во время уборки. Я ухитряюсь поднять ее, но у меня нет никакого желания доставать из нее стеклянные лезвия, поэтому рамка возвращается на свой крючок в том виде, в каком есть.

— Шумов больше нет? — спрашивает командир.

— Нет, господин каплей!

Время медленно подходит к пяти часам.

Шумов нет. Непонятно. Они отказались от преследования? Или они сочли, что мы уже утонули?

Я ощупью пробираюсь назад, на пост управления. Командир шепотом совещается со штурманом. Я слышу: «Через двадцать минут всплываем!»

Я слышу эти слова, но не верю своим ушам. Мы вынуждены всплыть? Или мы действительно вышли сухими из этого дерьма?

Акустик начинает что-то говорить, он собирается рапортовать — но осекается на полуслове и продолжает крутить свою ручку. Похоже, он уловил слабый сигнал, который теперь пытается запеленговать с помощью тонкой настройки.

Старик уставился ему в лицо. Тот языком облизывает нижнюю губу. Едва слышным голосом он докладывает:

— Шум на шестидесяти градусах — очень слабый.

Старик одним рывком проскакивает в люк и сгибается в проходе рядом с ним. Акустик подает ему наушники. Старик вслушивается в них, а оператор тем временем потихоньку поворачивает ручку то в одну, то в другую сторону вдоль шкалы, и постепенно лицо Старика суровеет.

Проходят минуты. Старик остается привязанным проводом наушников к гидрофону. Он похож на рыбу, попавшуюся на крючок. Он приказывает рулевому повернуть нос лодки, чтобы ему было лучше слышно.

— Приготовиться к всплытию!

Его хриплый голос, полный решимости заставляет встрепенуться не только меня. Шеф моргает бровями.

Приготовиться к всплытию! Он не может не представлять, что можно делать, а чего — нельзя! В наушниках по-прежнему слышны шумы, а он собирается подняться на поверхность?

Операторы рулей глубины сидят, сгорбившись за своими столиками. Штурман наконец все-таки снял свою зюйдвестку. Его лицо, и без того похожее на маску, выглядит постаревшим, прорезавшие его линии еще более углубились.

Позади него стоит шеф, прислонившийся левым бедром к столу с картами, опершись правой рукой на колонну перископа, всем торсом подавшись вперед, словно притянутый стрелкой глубиномера, которая медленно движется назад вдоль шкалы. С каждым пройденным ею делением мы становимся на один метр ближе к поверхности. Она движется нехотя, словно выгадывая для нас время на передышку.

— Радиостанция готова? — спрашивает командир.

— Jawohl, господин каплей!

Под люком боевой рубки уже собрались вахтенные, одетые в дождевики и зюйдвестки. Протирают бинокли — слишком рьяно, или это мне только кажется. Никто не промолвил ни слова.

Мое дыхание восстановилось. Мои мышцы вновь послушны мне. Я снова могу стоять ровно, не шатаясь, при этом я ощущаю каждый мускул, каждую косточку в своем теле. Мое лицо начинает мерзнуть.

Старик намеревается всплыть. Мы опять полной грудью вдохнем морской воздух. Мы живы. Эти сволочи не смогли убить нас.

Не заметно никаких вспышек бурной радости. Страх еще сковывает меня. Немного расправить напряженные плечи, слегка приподнять головы — это все, что мы можем себе позволить.

Команда совершенно вымотана. Даже после того, как прозвучала команда к всплытию, оба вахтенных на посту управления продолжают безучастно сидеть на распределителях забортной и трюмной воды. Что касается помощника по посту управления, он старается выглядеть, как всегда, но я угадываю ужас в его лице.

Внезапно мне хочется, чтобы наш перископ был в десять раз длиннее. Если бы только Старик мог быстро осмотреться вокруг из нашей нынешней безопасной позиции, так, чтобы мы знали, что творится наверху — что задумала эта свора!

Лодка поднялась на перископную глубину. Мы стоим близко от поверхности. Шеф уверенно управляет лодкой. Никаких намеков на избыточную плавучесть.

Старик высовывает из воды стебелек спаржи. Я слышу, как заработал и снова замолк мотор привода перископа. Затем раздается негромкий стук и легкий щелчок откинутой рукоятки. Старик начинает крутится на своей карусели.