Подлунный квест

— Светлана пришла в себя! — поторопился я сообщить Ларисе Георгиевне радостную новость, решив, что, возможно, целительница превратно поняла мои намерения в отношении пациентки.

— Знаю, — буркнула та.

«Уж не тем ли она недовольна, что не верила в благоприятный исход для Каратовой? — подумалось тут мне. — И пальцем о палец не ударила, чтобы его приблизить — все сделала Оши?»

— Я только хотел по-быстрому оценить ее магический потенциал, — пояснил я.

— Вы с ума сошли, кадет? — хмуро бросила на это Лариса Георгиевна. — Никаких магических воздействий на пациентку! Неужели это не ясно?

— Простите, госпожа поручик, — предпочел уйти я от конфликта.

— И вообще, выметайтесь-ка отсюда! — прикрикнула на меня целительница. — Еще на построение опоздаете!

— Простите, госпожа поручик, — повторил я. Однако выполнить приказ не поспешил. — Я ждал этой минуты добрых четыре месяца! Можно мне задержаться еще на пару слов? — сообразил я вдруг, что так и не сказал Светке самого главного. — Обещаю, никакой магии в отношении пациентки!

— У вас минута, кадет, — сменив-таки гнев на милость, кивнула Лариса Георгиевна и выплыла за дверь.

Проводив ее подозрительным взглядом, я сложил пальцы в фигуру маскировки — пряча не столько даже образ, сколько звук. Нужно было, конечно, с самого начала так поступить — да вот не сообразил. Оставалось надеяться, что до подслушивания чужих разговоров Лариса Георгиевна все же не опустилась.

— А сурово тут у вас, — хмыкнула между тем Каратова — ее я тоже накрыл маскировкой, так что меня Светка по-прежнему и видела, и слышала. Скорее всего, она даже не поняла, что формально я только что нарушил свое обещание целительнице не касаться пациентки магией.

Впрочем, маскировка девушке никак не могла навредить.

— Как и везде, — бросил я. — А теперь слушай внимательно: кто бы тебя ни спрашивал, ни в коем случае не говори, что мы из другого мира. По документам ты простолюдинка чухонского происхождения — так всем и отвечай. В подробности старайся не вдаваться. Забыла, мол. Должно прокатить: они не верили, что ты вообще хоть что-то вспомнишь.

— А что такое «чухонского происхождения»? — деловито спросила девушка.

— Значит, родом из Чухони… Или из Чухляндии. Дух знает, как правильно! Все по-разному говорят. По местным меркам это дыра дырой. К тому же, заграница. Никому особо не интересная.

— Заграница? — переспросила Каратова. — А здесь что за страна?

— Удивишься: Россия. Российская Империя.

— Понятно…

— Ладно, я побегу, — заявил я. — И впрямь скоро построение курса, потом занятия… Во второй половине дня загляну. А может, тебя уже и выпишут к тому времени…

— Хорошо бы, — вздохнула Светка.

— Ну, тогда до встречи!

Убрав маскировку, я наклонился к Каратовой и коротко чмокнул ее в задумчиво наморщенный лоб. В ответ девушка ухватила меня за руку и до хруста стиснула пальцы своими — прям вот словно предлагая прогнать через себя ману для оценки лимита.

Внутренне усмехнувшись, я осторожно высвободил руку — даст Ключ, наколдуемся еще! — и отступил к выходу из палаты.

Глава 3

в которой я веду разговор о девушках

К месту утреннего построения — расчищенной от снега площадке между пятым чертогом и зданием столовой — я подошел несколько раньше урочного времени, и все же добрая половина нашего курса уже топталась здесь в ожидании куратора. Пару месяцев назад вместо штабс-ротмистра Поклонской, разрывавшейся до того между нами и кадетами второго года обучения, нам назначили нового попечителя, некоего поручика Чубарова — совсем молодого, лет двадцати трех, офицера. В ходе своей, определенно, недолгой, но, должно быть, весьма доблестной армейской службы оный поручик лишился трех пальцев на правой руке — напрочь, так, что никакому целителю не восстановить — из-за чего был вынужден покинуть полк. Однако почетной отставке и пенсии предпочел не самый, наверное, благодарный труд заботы о юных кадетах.

Добряком его, впрочем, назвать никак было нельзя: спуску нам поручик не давал, безжалостно карая за малейшие нарушения. И дистанцию с нами, несмотря на свой не самый солидный возраст, держал так, как той же Поклонской и не снилось. Скажем, его имя и отчество — Елисей Елисеевич — я узнал лишь неделю назад, да и то совершенно случайно. Для всех нас он был исключительно «господин поручик» — это если в лицо. А за глаза чаще — «этот духов Чуб».

Кичащийся свой пунктуальностью, Чубаров всюду являлся минута в минуту, так что пока его на нашем импровизированном плацу не было. Кое-кто из кадетов, правда, все равно уже предпочел занять место в будущем строю — так сказать, во избежание. Кое-кто — но только не Воронцова. Едва завидя меня на тропинке, Милана, тряхнув своей шикарной черной косой, решительно поспешила мне навстречу.

— Ну, как она? — спросила, приблизившись.

Речь, понятно, могла идти только о Светке.

— В шоке, — сообщил я. — Чего, в сущности, и следовало ожидать. А ты откуда в курсе? Машка рассказала?

— Ну, — кивнула молодая графиня.

Машинально я поискал глазами Муравьеву, но нигде длинноножки не углядел.