Подлые Богатенькие Парни

— Ты… — заикается Деррик, его глаза расширяются. — Ты это подстроил.

Одна из этих идеально изогнутых тёмных бровей приподнимается, и улыбка Тристана превращается в насмешку.

— Ты думаешь, я заставил твоего папочку перевести проценты со счетов его клиентов в трастовый фонд на Каймановых островах? Мм, боюсь, это немного выходит за рамки моих обязанностей. К несчастью для тебя, Деррик, ты скоро останешься без друзей, без денег и изгоем, а мне даже делать ничего не пришлось.

Майрон выходит вперёд, на его руках пара чёрных латексных перчаток, и он кивает в сторону стула, который был установлен в центре площадки.

— Сядь и добровольно подчинись, или увидишь, как легко тебя одолеет толпа. — Тристан просто стоит там и ждёт, наблюдая, как на челюсти Деррика напрягается мускул, а его глаза бегают взад-вперёд по толпе. Никто больше не улыбается, и по всем пробегает отчётливый ледяной холод.

На минуту мне кажется, что Деррик действительно собирается это сделать, что он собирается сбежать. Но в конце концов он садится и стаскивает через голову футболку, хмурясь и дрожа, его зубы сжаты так сильно, что, кажется, вот-вот треснут.

Майрон опускается на колени и начинает протирать область над правым бедром Деррика дезинфицирующей салфеткой. Вот тогда-то я и вижу это: татуировку бесконечности. В основании моей шеи начинается покалывание, и я дрожу, обхватывая себя руками, наблюдая за разворачивающейся сценой. Майрон очищает область, а затем устанавливает тату-машинку рядом с символом бесконечности, включает её и наполняет внезапную тишину механическим жужжанием.

Я привстаю на цыпочки, пытаясь разглядеть, какой рисунок он мог бы нанести чернилами на кожу Деррика. Это занимает всего несколько минут, а затем Майрон вытирает излишки чернил чистым бумажным полотенцем. Он встаёт и передаёт свою тату-машинку кому-то другому, прежде чем перевязать это место.

Тёмная линия проходит горизонтально по центру символа бесконечности, разрезая его пополам. Как бы просто это ни было, в этом есть что-то жестокое, вот так нарушающее первоначальный дизайн.

— Вставай и убирайся отсюда. — Тристан стоит как вкопанный, пока Деррик надевает майку и направляется внутрь, сопровождаемый людьми, чтобы убедиться, что он забрал свою спортивную сумку и уходит. Я обгоняю толпу, обегая дом сбоку, чтобы украдкой взглянуть на парковку.

Деррик забирается в жёлтый «Астон Мартин» и выезжает с подъездной дорожки, взвизгнув клаксоном и показав средний палец. Я стою там, в тени, пока оседает пыль, а затем подпрыгиваю, когда чувствую руку на своём плече.

Обернувшись, я обнаруживаю, что Тристан стоит слишком близко ко мне.

— Что… это было? — мне не удаётся понять, почему я испытываю в равной степени ужас и возбуждение, оставаясь с ним наедине в темноте. Он просто смотрит на меня, молчаливый, холодный и непроницаемый. Это вызывает у меня желание взломать его фасад и посмотреть, что скрывается под ним, если вообще хоть что-то скрывается.

— Поднимись наверх и сыграй с нами в маленькую игру, и, может быть тогда, мы тебе расскажем. — Он проводит ладонью по моему плечу и вниз по обнажённой руке. Я давным-давно сняла свою кожаную куртку, но сейчас жалею, что не надела её. Его кожа слишком горячая там, где он прикасается ко мне, посылая по мне неистовый трепет, который не имеет ничего общего со страхом. «Я предположил, что тебе было любопытно, потому что ты хотела знать, что смогу с тобой сделать». Его слова громом отдаются в моём черепе, но я отталкиваю их.

Моя мать потеряла девственность в четырнадцать лет, и как раз перед тем, как я покинула дом, чтобы приехать сюда, она впервые за много лет навестила меня. «Ты долго не продержишься в этой академии. Ты слишком похожа на меня, Марни. Ты будешь обнюхивать этих подлых богатых парней, как собака во время течки». Я на целый год превзошла её отметку и планирую продержаться ещё несколько лет.

В любом случае… не то чтобы я была заинтересована в том, чтобы потерять свою девственность с Тристаном Вандербильтом. Он красив, я не могу этого отрицать, но внутри он слишком холоден, слишком жесток. Даже несмотря на то, что его руки ужасно горячие.

— Что за игра? — спрашиваю я, и он ухмыляется, оглядывая меня с искоркой тепла в глазах, что явно удивляет.

— Покер.

То, как он ухмыляется, говоря это, окончательно говорит мне о том, что я становлюсь свидетелем очень большой ошибки.

Покер, да? То, как он это говорит, заставляет меня решить, что он чертовски хороший игрок. Держу пари, что они все такие.

Дело в том, что я выросла в Лоуэр Бэнксе, самом бедном районе Круз-Бей. Никто не сможет превзойти меня в раунде Техасского Холдема (прим. — разновидность покера).

Сдерживая улыбку, я следую за ним обратно внутрь и вверх по лестнице.