Подмастерье палача (СИ)

Для того Клода Вателя задание может быть и пустяковое, а вот для меня, скажем так, было не по профилю. Не было у меня никаких дел с церковью в прошлой жизни, зато теперь прекрасно сознавал, что здесь все пронизано верой в бога, вплоть до поз, которые рекомендовались церковниками для использования в супружеской постели. Здесь мне приходилось ходить на воскресные мессы, молиться по утрам и вечерам, при случае кляться святыми и постоянно контролировать себя, как только в разговорах речь касалась веры, бога и жития святых. За этот месяц я многое узнал, впитывая в себя информацию, как губка, выделял главное, анализировал, но при этом все равно многое для меня оставалось непонятным, и как правило, все эти вопросы были связаны с верой. Понимать и принимать веру в бога, как местные жители, я пока так и не научился. Например, почему грабители и убийцы, приговоренные к смерти, так жаждут исповедаться? Сначала я думал, что они просто хотят облегчить душу, выговориться. А вот и нет. Оказалась, что предлагаемая исповедь давала им слабую, но все же надежду на прощение и спасение души. Кайтесь, грешники и вам на небесах зачтется! Именно поэтому многие закоренелые преступники, переносившие жесточайшие пытки и при этом молчавшие на допросах, делали свои последние признания уже на эшафоте, так как именно эта исповедь, представлявшее собой добровольное покаяние перед народом, давала им шанс на спасение души и воскрешение тела в Судный день. Если для любого средневекового человека это было просто и понятно, то как уловить подобный нюанс человеку будущего, к тому же практически не знакомому с католической верой. Подобные откровения, а для меня они такими и были, мне сначала приходилось осознавать, пропуская через себя, чтобы затем принимать, как данность. Причем таких понятий было очень много, даже слишком много для меня. Вот и сейчас мне предлагалась изобличить священника, через его проповедь, который, в глазах своих прихожан, являлся голосом всевышнего.

— Ты что, задумался? Тот Клод Ватель справился бы играючи с этим делом. Выверни его душу наружу, как ты всегда умел делать. Я верю в тебя "лисий хвост"!

— Если я пойму, что он враг, что с ним делать?

— Попробуй склонить его на нашу сторону, а если не получится, отдай Жильберу. Ах, да! Забыл тебе сказать: он с тобой поедет и присмотрит, чтобы у тебя все хорошо получилось.

Оливье с ухмылкой смотрел на меня, готовый услышать мои возражения, но так и не дождался. Я понимал, что брадобрею был нужен лишний повод, чтобы в очередной раз поставить меня на место и показать кто в этом доме хозяин. Его разочарование во взгляде сказало мне об этом, когда я спокойно ответил: — Как скажете, господин.

Теперь у меня никаких сомнений не осталось в том, что именно он стравил Клода и заместителя прево. Все правильно: разделяй и властвуй! Оливье мог себе это позволить, так как Жильбер, Клод и он сам были выходцами из третьего сословия, то есть равны по своему происхождению.

— Встретишься с Гошье у входа в церковь, когда колокола пробьют к вечерне.

— А теперь что мне делать?

— Пока есть время, займись своими делами, — увидев мой вопросительный взгляд, он начал пояснять. — Ты снимал комнату в городе, у вдовы Бове. Внизу находится лавка пекаря, где сейчас торгует младший брат ее покойного супруга. Сам дом находится недалеко от центральных ворот, рядом с Овощным рынком. Если сумеешь быстро разобраться с монахом, то ночевать сегодня будешь уже дома.

— А как с деньгами?

— Все ждал, когда ты меня об этом спросишь. Держи, — Оливье кинул мне кошелек. — На первое время тебе хватит.

— Благодарю за щедрость, господин.

— Сюда больше нужды нет приезжать. В городе найдешь постоялый двор "Дубовый лист". Хозяина зовут Жерар Бриоль. Вот, держи, — он дал мне перстень. — Не носить. Просто покажешь его хозяину таверны. Когда ты мне понадобишься для следующего дела, он пришлет за тобой мальчишку. Все понятно?

— Да, господин. Благодарю вас от всего сердца за участие в моей судьбе.

Я уже знал, что лесть не чужда королевскому советнику, поэтому решил еще раз прогнуться перед ним. Лицо брадобрея не изменилось, но по глазам я видел, что ему пришлись по душе мои слова.

— За дверью тебя ждет Жан. Он знает, что делать. Иди.

Поднявшись, я коротко поклонился и направился к двери.

— Идемте за мной, сударь, — сказал слуга, стоило ему меня увидеть.

Мы снова шли, петляя, галереями и коридорами, мимо замерших, как статуи, королевских телохранителей, пока не остановились у поста, где небольшой группой стояло несколько шотландцев. Трое из них, стоявшие в ряд, в латах и с оружием в руках, готовились сменить часовых, получая последние наставления от офицера. Слуга подождал, пока развод окончиться и только тогда подошел к старшему из них, мужчине, с сединой на висках и усах. Несмотря на возраст шотландец имел подтянутую, спортивную фигуру и широкие плечи. Слуга, подойдя к нему, поклонился, затем что-то очень тихо прошептал, при этом кивнув головой в мою сторону, после чего, мужчина негромко позвал: — Квентин!