Спустя какое-то время я понял бессмысленность своих попыток, после чего нагреб соломы в одно место и попытался уснуть. Спал отвратительно, урывками, мучили кошмары. Сначала дико орал какой-то заключенный. Я слышал, как тюремщики пытались его урезонить, а когда не помогло, взялись за дубинки, потом, когда удалось заснуть, неожиданно, чуть ли не над самым ухом, раздался резкий и частый стук. Оказалось, что это провел по металлическим прутьям решетки тюремщик своей деревянной дубинкой. Увидев, что я проснулся, он довольно оскалился и пошел дальше. Уже под самое утро приснился кошмар с пытками и виселицей, заставив меня проснуться в холодном поту.
Несмотря на пословицу «утро вечера мудренее», новых мыслей по поводу вчерашнего приема у короля у меня не появилось. Оставалось только ждать, чем все это кончится, а чтобы отвлечься, начал составлять мнение о короле и его советниках. Впрочем, долго углубляться в анализ мне не дали, так как со стороны входа в тюрьму послышался шум.
«Еще одного пленника приволокли? Или еду с кухни несут?»
Не успел я так подумать, как раздались приближающиеся шаги нескольких людей и негромкий лязг железа.
– Здесь он, сударь! Здесь! – раздался чей-то испуганный голос. – Так вот он, я же говорил!
На меня упал свет от двух факелов. Один из них держал тюремщик, другой – один из солдат, но хуже всего было то, что прямо перед решеткой вместе со своими людьми стоял Жильбер Гошье, собственной персоной.
«Неужели меня все-таки отдали этому живодеру?! Закончить жизнь в камере пыток?! Нет! Только не это!»
От этих мыслей отдавало паникой, сердце дрогнуло и сильно застучало, словно пыталось вырваться из груди. Ощущение собственного бессилия и неотвратимости жестокой смерти чуть было не накрыло меня с головой, вот только падать на колени и молить о пощаде я не собирался.
– Теперь ты мой, дьявольское отродье! – подойдя к решетке, заорал заместитель прево. – Сын шлюхи! Я выпотрошу тебя, как зайца! Поджарю твои яйца на угольях! Ты меня еще будешь молить о смерти, тварь!
«Почему так получилось?!» – но ответа у меня на этот вопрос не было, впрочем, как и времени, которого, похоже, осталось совсем немного.
Расклад был паршивый. Четыре меча, да и надзиратель, который в стороне не останется. Для меня это было слишком много, да и куда тут бежать.
– Тюремщик, открывай камеру!
Раздался металлический лязг, и дверь распахнулась. Надзиратель отошел в сторону и поднял повыше факел.
– Живо выходи, крыса тюремная! – заорал Гошье.
– Не хочу. Мне здесь больше нравится.
У тюремщика от моего заявления даже рот от удивления раскрылся, а солдаты, наоборот, стали весело ухмыляться.
– Чего стоите, олухи! – заорал на своих людей заместитель прево. – Тащите его оттуда!
Чувство самосохранения истошно завопило: не стой, как дурак! Тебя тащат на расправу! Сопротивляйся! Сейчас в моей ситуации я не видел иного выхода и отдался на волю инстинктов. Стоило одному из солдат приблизиться, как я начал двигаться. Со стороны могло показаться, что я перетек из одного положения в другое – быстрым и резким ударом кулака я сломал лучнику нос. На какое-то мгновение боль парализовала сильное тело, он закричал, этой заминки мне хватило, чтобы сильным ударом ноги кинуть его на каменный пол, но не просто так, а под ноги солдату с факелом, который, споткнувшись, не удержался на ногах и упал. Я не видел, что с ним случилось, все внимание сосредоточив на третьем солдате и на помощнике прево, которые, выхватив мечи, подходили ко мне, зато слышал его крик:
– Антуан, помоги! Горю!
– Помоги ему, тупица! – последовал приказ, и солдат кинулся на помощь товарищу, а заместитель прево стал осторожными, мягкими шажками, словно зверь, подбираться ко мне. Это были движения хищника, подкрадывающегося к своей жертве. Я не сомневался, что он был сильным и умелым бойцом, вот только мое чувство страха куда-то исчезло. Вполне возможно, что оно растворилось в диком напряжении последних суток, вместе с кошмарной ночью, проведенной в тюрьме, но как бы то ни было, сейчас у меня осталось только одно дикое желание: добраться до этой твари и свернуть ему шею, услышать, как хрустят, ломаясь, позвонки, а затем смотреть, как из уголка его рта потечет кровь, смешанная со слюной.
Чувство мести ударило в голову, и на какие-то мгновения я перестал контролировать окружающее меня пространство, за что сразу поплатился. Стоило мне очертя голову кинуться на Гошье, как тот сделал вид, что отступает, чем и воспользовались его люди, бросившись одновременно на меня с двух сторон. Над моей головой тускло блеснуло лезвие клинка солдата, но это был обманный маневр, для того чтобы заставить меня отпрянуть и подвести под новый удар, нанесенный уже с другой стороны, плоской стороной меча. За вспышкой резкой боли последовал новый удар, уже в висок, который погрузил меня во тьму. Мне уже доводилось слышать, что люди королевского прево считались искусными охотниками за людьми, а теперь их искусство я испытал на себе.