Подменыш

– Они купили деревянную лошадку, которая принадлежала Роммелю, если верить бумагам. Заплатили бешеные деньги и отдали ее Дженнифер, представляешь?

Рядом с Перл стоял человек с пасторским воротником, в полосатом льняном костюме и кедах, и снимал «Никоном» виды. У него была собака, привязанная за поручень, и человек периодически опускал фотоаппарат, потому что виды были никакими, и снимал собаку.

Перл подбирала пластиковые стаканчики, катавшиеся по палубе, и клала в мусор. Мужчина в линялых голубых шортах и мексиканских сандалиях сказал:

– Я научил его трахаться и играть в теннис, а он все равно не хочет замуж за меня.

Судно качалось на волнах, и Перл подташнивало.

Когда они вошли в док, все столпились на узких лестницах. Человек в линялых шортах сказал человеку с пасторским воротником:

– У меня сестра, отец, реальная курица. Она идет в монастырь, и первое, что ты узнаешь, это что она беременна, и она мне говорит: «Иисус подумал обо мне». Вот так это случилось, по ее словам, клянусь. Что вы об этом думаете, отец?

Все ломились в трюм и набивались по машинам, стоявшим впритык друг к другу. Рядом с «мерседесом» Уокера стояла машина с откидным верхом. В ней была кошачья переноска. Оттуда показалась округлая серая лапа. Увидев это, женщина стала кричать на своего мужа. Она заглядывала с несчастным видом в переноску и кричала на мужа. Ее муж выглядел смущенным.

Уокер быстро проехал через остров до городка Морганспорт. Они миновали несколько нарядных деревень, старых китобойных портов с картинными пейзажами, с вязами, нетронутыми заразой, вдоль улиц. Перл хотелось там задержаться. Ей хотелось, чтобы Уокер показал ей окрестности, но ему не было дела до острова Сэддлбек. Его остров, их остров, лежал дальше.

Уокер поставил машину в гараж на улочке, шедшей к частному причалу. Вдоль одной стороны улочки тянулся длинный сарай для семейных машин. Стены сарая покрывали плакаты. Среди них была цирковая афиша с лицом клоуна. Одна половина лица была очень грустной, другая плотоядно улыбалась.

– Я люблю клоунов, – сказала Перл Уокеру. – Они как дети. Могут делать, что угодно. Им может сойти с рук что угодно.

– Ты в восторге от детей, да? – спросил Уокер.

– Не знаю, я особо не общалась с ними. Я говорила о клоунах.

Плакаты покрывали стены в несколько слоев. Перл увидела круп чубарой лошади, рассеченный надвое огненным кольцом.

Даже тогда ее не оставило тягостное чувство при мысли о том, чтобы завести детей, и она вздохнула.

– Полагаю, ты захочешь, чтобы у нас был ребенок, так ведь? – сказала она.

Уокер приобнял ее. Он выглядел, как бизнесмен, которому слегка не по себе в палевом костюме, как человек не в меру габаритный, впрочем шагавший свободно, легко и властно держа руку на талии Перл.

У причала был пришвартован старый, но ухоженный моторный баркас. На борту стояла, сутулясь, фигура в белом. Это был мальчик, одетый в мятые белые штаны и рубашку. Волосы у него были белыми. Как и густые брови. Он жевал резинку и улыбался Перл шалой улыбкой, озадачивавшей ее. Перл навсегда запомнила оторопь, охватившую ее в тот момент.

– Это мой племянник, Джо, – сказал Уокер. – Ему девять. Он взял себе за правило никогда не разговаривать со взрослыми.

Мальчик помог им подняться на борт. Он завел мотор, а потом сел на корме в необычное плетеное кресло. Он отклонился на задние ножки и рулил одной рукой, а другой касался своей загорелой щеки. Белый свет воды плясал в его глазах.

Перл не верилось, что Джо всего девять. Он выглядел почти вдвое старше, как будто так старался остаться ребенком, что состарился раньше времени. Перл не могла не замечать его явную эрекцию. А Джо, казалось, не сознавал себя. Ведь у детей в таком возрасте не бывает эрекции, разве нет? Может, он просто валял дурака. Может, это был розыгрыш, вроде как в старых пьесах-моралите.

Странный ребенок молчал. Он сосредоточенно жевал резинку, словно его челюсти были лодочным мотором.

Было холодно, и Джо дал Перл оранжевую ветровку. Ей было очень холодно. У нее не было никаких предчувствий. Она не представляла, что ее ждет. Ей было несвойственно любопытство к вещам. Она считала это своего рода подарком, вроде дарованного таланта. Это защищало ее от разочарования, даже от тоски.

Она увидела серебристую луну в зеленом небе, словно солнце на восходе. Она забралась под руку Уокеру и почувствовала себя в безопасности, как древесное создание в полуночном гнезде. Когда они выдвинулись в путь, небо начало медленно сереть, окрашиваться матовым серебром, как внутренняя сторона ракушки. Мимо них пролетел одинокий баклан, почти вплотную, цвета железа в тумане. Время шло. Ей становилось теплее. День был на редкость бесцветным и стылым, но у нее возникало уютное ощущение. Она словно светилась, просвечивала изнутри, словно в этом путешествии в ней поселилось солнце, однако вместе с этим она чувствовала, как солнце становится чем-то другим – вот так запросто – она понимала, что уже никогда не сможет стать тем, чем была когда-то.