Подменыш

— Запиши его, — посоветовала она. — Когда встречаешь в книге что-то любопытное, записывай и всегда держи при себе. Тогда сможешь перечитывать, когда захочешь.

Я достал карандаш, вытащил из книжного каталога одну карточку и приготовился записывать:

— Как там они сказали?

— Розенкранц и Гильденстерн: «Как дети, позабывшие себя».

— Последние из могикан.

Типа нас, — улыбнулась она и пошла расталкивать храпевшего в углу Смолаха.

Время от времени мы таскали книги из библиотеки, потому что нет ничего приятнее, чем, проснувшись в теплой постели холодным зимним утром, открыть любимую книгу и погрузиться в негу чтения. Я провел множество часов в такой блаженной полудреме. Однажды научившись читать, я не представлял себе жизнь без книги. Мои безразличные к этому роду искусства приятели не разделяли моего энтузиазма. Они, конечно, с удовольствием слушали занятные истории в моем исполнении, но книги, если в них не было картинок, их не интересовали.

Когда очередная наша экспедиция ходила в город на промысел, мы часто возвращались с целой кипой журналов вроде Life, Time или Look, а потом рассаживались в тени старого дуба и часами рассматривали фотографии. Мне запомнились эти веселые летние дни — голые ноги, колени, плечи, локти — все вперемешку, каждый старается занять место поудобнее, чтобы лучше видеть картинки; хохот, толкотня… Новости и жизнь знаменитостей моих друзей нисколько не интересовали. Кеннеди и Хрущев, Мерилин Монро и Микки Мантл[34] привлекали их только тогда, когда были запечатлены в каких-нибудь смешных позах; зато фотографии детей, природы, экзотических животных и сценки из жизни далеких стран вызывали всеобщую радость. Мальчик верхом на слоне — вот это была сенсация! Разговоры об этом снимке не прекращались несколько дней.

— Энидэй, — с мольбой в голосе, бывало, произносила Луковка, — прочитай нам, что там написано про этого дядьку с его малышкой!

На фото светлоглазая девочка стоит в детской кроватке и смотрит на своего улыбающегося отца. Я прочитал им подпись: «Минутка радости. Сенатор Кеннеди восхищается своей младшей дочерью, Кэролайн, в их доме в Джорджтауне».

Когда я попытался перевернуть страницу, Бломма положила на нее ладонь:

— Постой. Я хочу еще посмотреть на ребеночка.

— А я — на его папу, — добавила Чевизори.

Их в самом деле интересовало все, что касалось жизни в том, другом мире, особенно на безопасном расстоянии, какое давало фотография: рождение, детство, взросление, любовь, старость, смерть, бесконечное продолжение этого цикла, так отличающееся от нашего неумолимого безвременья. Постоянно меняющаяся жизнь людей очаровывала нас. Несмотря на наши многочисленные обязанности, над лагерем постоянно висела скука. Мы просто позволяли времени проходить мимо.

Киви и Бломма могли целыми днями расчесывать друг другу волосы, заплетать и расплетать косички, играть в украденных из магазина кукол или делать своих из веток и тряпочек. Киви, например, обожала исполнять роль матери и качать «детишек» на руках или в колыбели, сделанной из забытой кем-то на пикнике корзины. Однажды Киви и Бломма сидели на берегу ручья и купали кукол. Я подошел к ним и спросил:

— Почему вы так любите возиться с этими игрушками?

Киви даже не подняла головы, но мне показалось, что на глаза у нее навернулись слезы.

— Мы практикуемся, — ответила Бломма. — Когда придет наша очередь возвращаться к людям, мы должны быть готовы стать матерями.

— А почему ты тогда грустишь, Киви?

— Я очень устала ждать.

Это и в самом деле утомляло.

Мы взрослели, но не физически. Мы не росли. Те, кто прожил в лесу несколько десятилетий, страдал больше других. Они старались хоть, чем-нибудь занять себя, чтобы ожидание стало менее монотонным. Создавали проблемы и решали их, тратя на это кучу времени, или затевали абсолютно бесполезные предприятия. Игель, например, стоявший первым в очереди на подмену, последние лет десять рыл подземные ходы и укрытия на случай, если нас обнаружат. А Бека, который был за ним следующим, постоянно норовил затащить в кусты зазевавшуюся девчонку.

Раньо и Дзандзаро пытались вырастить виноград, чтобы потом сделать из него домашнее вино. Климат и почва для виноделия совершенно не подходили, а если у них что-то и вырастало, то и эти чахлые кустики пожирали гусеницы и прочие вредители. Летом приятели убивали на винограднике почти все свое время, а в итоге получали лишь одну-две кислые грозди. Осенью они уничтожали свою делянку, проклиная все на свете, но каждую весну снова принимались задело. Когда в очередной, шестой или седьмой раз, они принялись вскапывать землю под виноградник, я спросил их, почему они так упорствуют. Дзандзаро перестал копать и, опершись на старую, ржавую лопату с потрескавшейся от времени ручкой, сказал:

— Когда мы были людьми, каждый вечер на ужин родители наливали нам по стакану вина. Я просто хочу снова почувствовать этот вкус.

— Но вы же можете просто украсть пару бутылок в магазине.