– А смерти нет! – сказала Белка. – Представляешь? Нет абсолютной, вечной смерти. Нет смерти навсегда. Нет, и все!
Они долго еще сидели на берегу, загорелые и неподвижные, похожие на три коричневых камня. Смотрели вдаль, на линию горизонта, что скрывает еще бог знает сколько чудес.
– Уплыть бы сейчас куда-нибудь, – задумчиво сказал Эльф. – Построить плот и уплыть. Далеко! К островам Пасхи, в Полинезию. Где Ван Гог жил… И остаться там…
– Гоген, – лениво поправила Белка, разглядывая солнце сквозь полуопущенные ресницы. – Там жил Гоген. “А ты ревнуешь?”, “Жена вождя”… Красиво…
– Сатир, не знаешь, в Полинезии профессиональные революционеры не нужны? – спросил Эльф.
– Не знаю. Пошли им запрос по Интернету. Может, ответят.
Началась мирная жизнь. Не зная местного языка, русские с трудом входили в нее. Но дела все же находились и для них, благо в Дого имелись люди, когда-то учившиеся в Советском Союзе и умевшие кое-как изъясняться по-русски. Белка, Сатир и Эльф стали чем-то вроде помощников Йона.
– Прежде всего – школы, – убеждали они его в три голоса. – Нужно строить школы, где детей будут учить жить по-новому. Без жадности, без ненависти, без мелкого самолюбия. Это чушь, что человечество может дойти до всеобщего счастья эволюционным путем. Эволюция движется медленно, очень медленно. И выживают в ходе эволюции всегда самые приспособленные к жизни, то есть самые сильные, хитрые и беспринципные. Именно такие покрывают большинство самок и имеют больше всего потомства. При коммунизме нужно создать такие эволюционные условия, чтобы выживали самые добрые, честные и человеколюбивые. А начинать создавать эти условия надо со школ.
Детям легко привить правильное понимание жизни. Рождаясь, любой ребенок начинает историю человечества заново. Он – чистый лист, на нем можно написать все: от Библии до заборной брани. Для него не было истории. Для него цивилизация рождается заново. Так пусть же это будет цивилизация чистых и светлых людей.
Да, в генах человечества есть много того, что мешает каждому стать святым. Но что же делать? Продолжать жить в грязи и гнили, ожидая, пока изменится генная структура? Чушь! На это уйдут сотни тысяч лет.
За это время Солнце остынет. Да и за счет чего гены изменятся, если условия жизни останутся теми же, если все будет идти по-старому, как при Ироде или Навуходоносоре? Капитализм ведь ничем не лучше времен
Ирода и Навуходоносора. Человек должен создавать новую среду.
Поэтому надо строить новые школы. Так своему отцу и передай.
Йон не возражал. Руги тоже согласился.
Вскоре по всей стране стали искать людей, которые могли бы обучать детей грамоте.
Поскольку подходящих для школ зданий было немного, приходилось строить временные – крытые соломой хижины. Сатир и Эльф целыми днями пропадали на таких стройках. Возвращались поздно, усталые, в пропитанной потом одежде, загорелые дочерна.
Для детей, оставшихся без родителей, были устроены детские дома, куда молодая республика отдавала все, что могла.
Белка, сроднившись с медициной, по мере сил старалась помочь с организацией больниц. Кроме того, она чуть не ежедневно приставала к президенту, чтобы тот обратился в ООН и другие международные организации с просьбой о предоставлении гуманитарной помощи.
– ООН не предоставляет помощь странам, избравшим социализм. Эта организация, как и весь мир, где правят богатые, заинтересована, чтобы мы тут побыстрей перемерли, – качая головой, говорил президент.
– Хорошо, обратитесь к Кубе, Китаю, к Северной Корее.
– Эти, возможно, и помогут чем-то, – согласился Руги.
Поскольку русские проводили много времени вблизи детей, те вскоре подружились с ними и, едва завидев издали, начинали кричать “руси, руси!”, что, видимо, означало “русские”. Черные, как птенцы скворцов, они галдящей толпой быстро окружали русских, улыбались, старались взять за руку, заглянуть в лицо. Приходилось постоянно таскать с собой кусочки сахара и конфеты, чтобы было чем угостить шумных и вечно голодных негритят.
Новая жизнь нравилась русской троице, но однажды вечером, когда
Белка и Эльф сидели у себя на балконе, к ним ворвался Йон. Лицо его было бледным, черными насечками проступили шрамы. Губы дрожали.
– Привет. Хорошо, что вы дома. Где Сатир?
– Он куда-то на джипе уехал, сказал, для окрестных школ что-то повез. Глобусы, тетрадки, карандаши, плакаты с алфавитом. До сих пор не вернулся.
– Для школы… Хорошо… – Негр выглядел потерянным. – Собирайтесь, надо уходить.
– Ты чего? Куда уходить? – изумился Эльф.
– Все… Похоже, нас сдали…
Сын президента сел на краешек стула, невидящими глазами посмотрел в стену перед собой.
– Да собирайтесь же вы! – произнес он сдавленным голосом. – Нет у нас времени!
– Йон, объясни, в чем дело. На тебе лица нет. Что с тобой? Бледный, перепуганный, как щенок. Рассказывай, – попросила Белка, которой и самой вдруг стало не по себе.
– Хорошо, я буду рассказывать, только вы собирайтесь при этом.
Последнее время у наших границ всякая шваль стала собираться.