Подменыши

Ввалившиеся негры ураганным огнём разметали наступающих гвардейцев.

Ещё через час сопротивление защитников было сломлено. Повстанцы во главе с Ассаи Руги добили раненых полковников прикладами и вывесили их трупы из окон дворца.

А потом Эльф, Сатир и Белка, пропахшие порохом и кровью, стояли обнявшись на вершине Капитолия, размахивали красным платком и стреляли вверх из автоматов.

— Победа! Побе-е-е-еда! Новая жизнь! Времени больше не будет! Свобода! Всем свобода! Живите, работайте, творите!

Внизу черными муравьями бегали, кричали и обнимались повстанцы. Показывали вверх, махали руками, как дети или сумасшедшие. Горячий и сухой ветер, прилетевший из саванн, обдувал победителей, словно стараясь омыть их запахами далёких трав и знойных просторов от грязи и копоти. В небе полыхала и пела огромная путеводная звезда Солнце.

Три дня после успешного взятия власти повстанцы отдыхали и отсыпались. Русские уже после первого дня отдыха соскучились и попросили отвезти их к океану. Йон нашёл им машину с шофёром и они отправились.

В Дого мало хороших пляжей с песком или галькой. Берега в основном обрывистые, скалистые. Хотя достаточно часто встречаются небольшие прогалы, где можно спуститься к воде и искупаться. Там, куда они приехали, берег был усеян огромными камнями, размерами с деревенский дом. Эти гиганты, видимо, когда-то откололись от скал, что высились невдалеке и доживали здесь свой век. В этот день океан было неспокойным. Голубые валы метра в три высотой обрушивались на берег и разбивались снежными хлопьями пены. Прибой грохотал, словно беззлобно смеялось какое-то древнее божество.

Друзья, вцепившись в камни, сели поближе к океану, так чтобы их окатывало угасающими волнами. Вода с кружевом пены на поверхности качала их, руки скользили по скользким камням. Люди чувствовали себя маленькими и беспомощными, как новорожденные щенки возле большой и сильной матери-собаки, которая заботливо ворочает их мокрым носом, сопит, облизывает тёплым языком. Они хохотали и погружались с головой в дыхание стихии. Махали головами, так что брызги летели во все стороны, как от отряхивающихся сеттеров. Их накрывала новая волна. В небе кричали чайки, солнце играло слепящими бликами и жарко гладило кожу.

— Господи, мы в Африке! — всё еще не веря в это чудо сказал Эльф.

Устав, они, как крабы, выползли на отмель, где волны уже выдыхались и лишь устало лизали берег. Сатир лёг на спину, приподнялся на локтях и смотрел на мокрые каменные глыбы, на прибой, выбрасывающий на берег темные, пришедшие с неведомо каких глубин, водоросли и прозрачных медуз, на пенные взрывы волн, бьющих в бока валунов.

Океан дышал.

— Какая же силища! Сколько мощи! Какой-то парад могущества. И это лишь малая часть того, на что он способен. Невероятно…

— Посмотрите, а ведь в природе, в отличие от человека, нет деградации, — задумчиво сказала Белка. — Природа всё время занята только созданием новых формы жизни и красоты. Если б человечество смогло уподобиться природе, перестать деградировать и заниматься непрерывным творчеством, а? Представляете, какое это было бы счастье? Не было бы ни эксплуатации, ни революций, ни смертей во имя светлого завтра… Представляете, ничего, кроме творчества, красоты и счастья!

— Деградация — чаще всего, продукт покоя и сытости. Развитие — в непрерывной борьбе и постоянных усилиях. Природа не деградирует, поскольку она находится в постоянной борьбе, — согласился Эльф. — Но есть одна маленькая деталь. Постоянная борьба — это постоянные смерти.

— А смерти нет! — сказал Сатир. — Представляешь? Нет абсолютной, вечной смерти. Нет смерти навсегда. Нет и всё!

— На самом деле, все дороги открыты, — сказала Белка. — Но человечеству лень идти. Ведь проще всего оставаться ничем.

Они долго ещё сидели на берегу, загорелые и неподвижные, похожие на три коричневых камня. Смотрели вдаль, на линию горизонта, что скрывает ещё Бог знает сколько чудес.

— Уплыть бы сейчас куда-нибудь. — задумчиво сказал Эльф. — Построить плот и уплыть. Далеко! К островам Пасхи, в Полинезию. Где Ван Гог жил… И остаться там…

— Гоген, — лениво поправила Белка, разглядывая солнце сквозь полуопущенные ресницы. — Там жил Гоген. «А ты ревнуешь?», «Жена вождя»… Красиво…

— Сатир, не знаешь, в Полинезии профессиональные революционеры не нужны? — спросил Эльф.

— Не знаю. Пошли им запрос по Интернету. Может, ответят.

Началась мирная жизнь. Не зная языка, русские с трудом входили в неё. Но дела всё же находились и для них, благо в Дого имелись люди, когда-то учившиеся в Советском Союзе и умевшие кое-как изъясняться по-русски. Белка, Сатир и Эльф стали чем-то вроде помощников Йона.