Подметный манифест

Он выпил обжигающий глотку напиток и ощутил в себе бодрость. Марфа усмехалась, но глаза были внимательны - как он высматривал в ее лице приметы вранья, так и она высматривала в его лице какие-то иные приметы.

- И еще дельце. Нет ли у тебя на примете костоправа?

- На что тебе?

Архаров неохотно рассказал про покушение и кучера, который по всем приметам должен от удачного выстрела помереть, однако ж не помирает.

- Есть один дед, я его к тебе пошлю, скажется, что от Марфы, да только сомнительно что-то…

- Самому сомнительно. Но Шварц так сказал. А что за дед?

- Дед знающий. Многим помогает. В баню водит, растирает по-хитрому. А еще он знаешь чем знаменит? Водянку тараканами лечит, - сказала Марфа. - Сушит их, в ступке толчет, дает с кашей, но только тут главное, сказывал, чтобы хворому не говорить, не то его наизнанку вывернет. Но толченые тараканы - это не столь сильно, как тараканий сок.

- Тараканий сок? - повторил Архаров. - Ну, матушка, это ты махнула!

- Да я что, разве я этим занимаюсь? А дед из живых тараканов сок жмет, с водкой мешает и пить по капле дает. Сказывали, самую застарелую водянку в неделю лечит. А коли льняное семя пить - так это варить его умаешься, да полгода хлебай его, как лошадь, чуть не ведрами!

Архаров вообразил выжимание сока из тараканов, и ему чуть не сделалось дурно.

- Молчи, Марфа Ивановна! - велел он. - От твоих речей с души воротит!

- Так я что?! Не я же тех тараканов!…

- Молчи, говорю!

- Ахти мне!…

Должно быть, Архаров, прикрикнув на Марфу, сделался даже для нее страшен - она отшатнулась.

Несколько времени они молча таращились друг на дружку.

- Ну, Господь с тобой, - сказал наконец обер-полицмейстер и пошел прочь из розового гнездышка.

Его орлы, включая кучера Сеньку, сидели внизу за кухонным столом, играли в карты.

- Будет тебе, Ушаков, дурью маяться, - сразу определив хозяина колоды, сказал Архаров. - Ушаков, Канзафаров - со мной, Клаварош, ты сегодня отдыхай. Пошли, ребята.

Он сел, позволил надеть себе валенки. Потом ему подали шубу, шапку. Он запахнулся, стал огромен и, видимо, грозен - архаровцы вытянулись в струнку.

Сенька пошел первым - подгонять сани к крыльцу и кричать Тетеркина - чтобы снова отворил да затворил ворота. Архаров - следом.

Падал мягкий влажный снег, тут же украсил его бобровую, крытую синим бархатом шубу большими, отчетливого рисунка, звездочками. Пока доехали до Лубянки - плечи и грудь сделались белые, на шапке образовался сугроб.

- От его сиятельства ничего не было? - спросил, подходя к кабинету, Архаров.

Никаких записок Волконский не прислал. Зато случилась в Охотном ряду драка с членовредительством, а под шумок - воровство. И чуть попозже, как стемнело, еще драка вышла - между десятскими и мужиками, что спьяну полезли на какой-то забор - сами не ведая, зачем.

Жизнь продолжалась, а самозванец осаждал Оренбург и брал одну за другой близлежащие крепости.

О том, как Кар, ослушавшийся государыни, запретившей ему являться в Санкт-Петербург, все же туда притащился и, еле держась на ногах, стал выяснять судьбу своих донесений в Военную коллегию, Волконский с Архаровым узнали из указа, привезенного генерал-аншефом Александром Ильичом Бибиковым. Ее императорское величество, разгневавшись на своевольного Кара, так прямо написать изволили: «не находит прочности в нем к ее службе и высочайше указать соизволила Военной коллегии его уволить и дать абшид, почему он из воинского стата и списка и выключен».

Бибиков, человек опытный, получил от государыни неограниченную власть в местностях, захваченных самозванцем, и был отправлен исправлять то, что, по общему санкт-петербургскому мнению, напортил Кар. Понятное дело, через Москву.

- Уж и то благо, - сказал он Волконскому, - что в столице всю опасность осознали. Деколонг, что командует Сибирской линией, пишет: башкирский народ-де генерально взбунтовался… А что у вас?

- Сам, батюшка, видел, - отвечал Волконский. - Наша первопрестольная в страхе и унынии.

- Да уж видел, как чернь по улицам шатается и буйственное свое расположение к самозванцу возглашает. Свободу он им, вишь, несет… От чего свободу? Не крепостные же…

- От каждодневного труда свободу, - печально произнес князь. - Свободу громить погреба и пить все, чего душе пожелает, прямо из бочки. Ты, Александр Ильич, обещай мне правду писать, чтобы в случае крайности хоть что-то успеть сделать.

- Писать буду, - обнадежил Бибиков.

Архаров и тут при встрече говорил мало, больше приглядывался. Бибиков ему понравился - военное дело знает, умен - недаром председатель Уложенной комиссии, что печется о законах. И оказал Архарову более уважения, чем Кар: тот лишь сам себя слушал да с князем споры затевал, Бибиков же расспрашивал Архарова о полицейских мерах против сторонников самозванца. Расспрашивал разумно - сказывалось, что он сам усмирял народные волнения в Казанской и Симбирской губерниях.

- Задержись малость - Алексндра Васильевича с помолвкой поздравишь, - сказал Бибикову Волконский.

- А когда сие?

- Собирался восемнадцатого числа.

- Экий он у нас шустрый… его бы с собой в Казань взять… - Бибиков вздохнул.