Поднебесный Экспресс

Но закончится промежуточное прошлое, а не всё целиком. Вряд ли у наших потомков – которые, напомню, никогда не родятся и никогда не умрут, – поднимется рука выкинуть на космическую свалку бумажные архивы, музейные экспонаты и бумажные же библиотеки. Для них это будет cool, нечто вроде винила для нынешних хипстеров. Особый шик: вернуться из развлекательного путешествия на Сатурн (рекламные слоганы: «Обручальные кольца Сатурна!», «Колечко-колечко, Сатурн на крылечке!») и направиться в тщательно реконструированный архив райцентра Урень образца 1975 года. Посидеть в тишине, поперебирать свидетельства о рождении и смерти незнатных уренчан, подумать о тех далеких мирных золотых временах, когда жизнь людей была проще, солнечней, справедливей, ближе к земле и природе. А может, это будет такая специальная терапия, на нее примутся выписывать врачебные направления, вроде как на прививки, массаж или акупунктуру. В любом случае бумажки имеют больший шанс сохраниться.

Из чего можно сделать такой вывод: в относительно недалеком будущем будет только весьма отдаленное прошлое, и никакого больше. Остальное – так называемое настоящее. Все происходит здесь и сейчас, растворяясь в ничто буквально у нас за плечами. Это значит, что истории не будет – будет миф, расположенный в незапамятных временах. Разница между Рейганом и Ришелье, Андреем Тарковским и Андреем Курбским сотрется – все они были когда-то, страшно давно, в каком-то другом, гораздо лучшем мире. Примерно, как для нас – неспециалистов – сегодня сливаются Гильгамеш и Ганнибал; что-то древнее, полуголое, бородатое и всегда потрясает копьем. А если не будет истории и нужды ее писать, то к чему тратить силы и средства на хранение тех исторических документов, что нельзя пощупать, подзаряжаясь позитивной энергией? К чертям их собачьим, к чертям.

Значит, от него ничего не останется, от нашего условного жителя Земли, родившегося примерно в 2027-м и умершего примерно в 2127-м. А если не останется от него – значит, как бы его и не было. Значит, не было его друзей, врагов, партнеров, детей, внуков, неизвестных ему современников и потомков – никого. И в конце концов если не будет никого – значит, и ничего не будет. Получается, что движение из прошлого в будущее есть движение из чего-то, что было, в ничего. Мило.

А я сижу в поезде, который мчится из будущего в прошлое, из Китая в Европу. Что значит это – для меня, для совагонников, для покинувшей Поднебесный Экспресс бедной Чжэн? Покидаем ли мы ничто и направляемся во что-то, по крайней мере во что-то, что было? Или мы перемещаемся из вечного настоящего в навсегда зафиксированное прошлое? Моего слабого ума, к тому же еще не оправившегося от зрелища серого лица Чжэн, ее рук, будто вытягивающих шею из ключиц, мол, расти, расти, не хватает на дальнейшие рассуждения. Здесь хорошо бы остановиться. Остановиться и подумать о себе. К примеру, если бы это умерла не Чжэн, а я, то что бы тогда произошло? Кто и как бы об этом узнал? Да, есть паспорт, по которому куплен билет. Значит, они связались бы с посольством и сообщили. В паспорте на последней странице есть адреса двух контактных персон на всякий случай. Слава богу, по крайней мере здесь все довольно просто. Дальше труп. Мой труп. Куда они его денут? Оставят в морге города Y.? Кто будет забирать его? За чей счет? А если никто не захочет возиться с телом Питера Кириллова, что дальше? Выкинут? Сожгут? А вещи, мои вещи? Растащат? Опять-таки не останется ничего?