Читаем Поднятые по тревоге полностью

Несмотря на тяжелые потери, корпус сохранил боеспособность. 45-я и 62-я дивизии занимали оборону и были готовы к отражению новых ударов врага. Труднее всех пришлось 87-й дивизии. На. третий день войны погиб ее командир, и командование принял начальник штаба полковник М. И. Бланк. Дивизия оказалась разделённой на две части. 16-й стрелковый полк находился в резерве корпуса, а остатки двух других ее стрелковых полков, окруженные в районе Владимира-Волынского, под командованием полковника Бланка пробивались на соединение с нами.

Первая неделя войны принесла нам много огорчений.

Вражеской авиацией и диверсионными группами были выведены из строя узлы и линии связи. Радиостанций в штабах не хватало, да и пользоваться ими мы еще не привыкли. Подвижные средства связи несли большие потери и в сложной, быстро менявшейся обстановке оказывались малоэффективными. Все это приводило к тому, что приказы и распоряжения доходили до исполнителей с опозданием или не доходили вовсе. Отсюда и разобщенность наших контрударов, нарушение взаимодействия между родами войск.

Плохо осуществлялось, в частности, взаимодействие между пехотой и танками. Это особенно отчетливо выявилось 24 июня, когда мы предприняли контратаку в I районе Любомль. Командир 41-й танковой дивизии полковник Павлов проявил нерешительность. Он больше всего" беспокоился "о сохранности техники, а не о наиболее эффективном использовании ее в сложившейся обстановке.

Слабо велась у нас в первые дни войны разведка противника, особенно ночью.

Связь с соседями нередко отсутствовала, причем зачастую никто и не стремился ее устанавливать. Противник, пользуясь этим. просачивался в тыл наших подразделений, нападал на штабы частей.

Несмотря на господство противника в воздухе, плохо соблюдались меры маскировки на маршах. Часто на узких дорогах образовывались скопления войск, автомашин, артиллерийских орудий, походных кухонь. По таким "пробкам" фашистские самолеты наносили весьма чувствительные удары.

Нужно отметить также, что в войсках вначале недооценивали значение инженерных работ. Были случаи, когда бойцы не рыли окопов отчасти из-за нетребовательности отдельных командиров, отчасти из-за нехватки шанцевого инструмента. Положение с шанцевым инструментом было так плохо, что в некоторых подразделениях солдаты пользовались вместо лопат касками.

Фашисты продолжали наступление в направлении Острог - Житомир. Войска Юго-Западного фронта как бы разрезались на две неравные части. Над главными силами нависла угроза глубокого охвата с севера.

В связи с этим боевой приказ командующего 5-й армией предписывал 15-му стрелковому корпусу в ночь на 2 июля отойти на реку Стырь. В дальнейшем корпусу предстояло в ночь на ,4 июля отойти на рубеж реки Горынь и занять фронт Бережница-Золоталин.

Но, как это нередко бывало в те дни, штаб корпуса получил приказ с опозданием. Поэтому утро 2 июля мы встретили по-прежнему на восточном берегу реки Стоход. На западном берегу вели бой части прикрытия. Главные силы корпуса непосредственного соприкосновения с противником не имели.

Отход, начавшийся 2 июля, продолжался в течение недели. Мы двигались форсированными маршами, ведя арьергардные бои, причем арьергарды не только сдерживали врага, но часто переходили в контратаки. Удалось даже захватить несколько пленных.

Это были изнурительные дни. После длительных переходов люди буквально падали от усталости, а на каждом рубеже требовалось производить отрывку траншей, закрепляться по всем правилам, чтобы не быть застигнутыми врасплох идущим по пятам противником.

Трудности усугублялись распутицей. Погода стояла пасмурная, часто шли дожди.

В ночь на 3 июля я догонял штаб корпуса, ушедший вперед, в деревню Рафалувка, на восточном берегу Стыри. По обочине лесной дороги, подпрыгивая и переваливаясь на кочках и колдобинах, бесконечным потоком двигались на восток автомашины. Натужно гудели моторы. Колонна то и дело останавливалась. Шоферы, нещадно ругаясь, вылезали из кабин, в темноте рубили ветки и подкладывали их под буксующие колеса.

С большим трудом нам удалось доехать до переправы через Стырь. Здесь движение окончательно застопорилось. Я вышел из машины. Над рекой висел тяжелый серый туман.

- Что случилось, почему задержка? - спросил у шоферов, стоявших у въезда на мост.

- Не иначе как "пробка", товарищ командир, - ответил один из них.

- И давно?

- Да уже с полчаса стоим, не меньше...

- Ну-ка, пройдемте вперед, посмотрим, что там такое, - сказал я адъютанту.

Мост был длинный. Сразу же за ним по восточному берегу метров на пятьсот протянулась насыпь. Во всю длину моста и насыпи стояли вплотную друг к другу автомашины, но ни одного человека около них не видно. Где же люди?

- Спят все, товарищ полковник, - доложил адъютант. - Спят в кабинах машин.

Дождь прекратился. Из-за туч выглянула луна. Стало немного светлее.

"Что, если на это сонное царство налетят фашистские самолеты? обеспокоенно подумал я. - Тут такое будет! Ведь по мосту переправляется транспорт трех корпусов".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное