Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

Его окружили, тревожно расспрашивали о знакомых, о родственниках.

Браун протянул ему кружку воды, заправленной имбирем.

— Погодите, джентльмены, пусть наш друг расскажет сначала все, что он хотел нам сообщить, потом будем спрашивать каждый о своем.

— Они пришли третьего дня. Да-да, в понедельник, девятнадцатого. Их было не меньше тысячи… Из Миссури генерал Дэвид Ачесон привел свой отряд «стрелков графства Плэт», у них две пушки. Потом весь «эскадрон Кикэйпу» — те самые, что изрубили капитана Риза Брауна, и еще отряды головорезов и ополченцы… Они убили молодого парня у Блэнтонского моста… Ему было двадцать лет. Честный, мирный парень. Он только сказал, что он против рабства, потому что Иисус не хотел такого, чтоб человек владел человеком, как скотом. И они тут же застрелили его… И в тот же день убили еще одного молодого человека, он и два его друга услыхали про убийство, оседлали лошадей, поехали туда к мосту. Миссурийцы встретили их пулями.

— А войска Штатов, где были регулярные войска?

— Не знаю. Не было видно ни одного мундира. Наш комитет хотел соглашения, как тогда зимой. Шериф требовал, чтобы ему не мешали арестовать обвиненных в измене, комитет согласился. Вечером во вторник арестовали двоих, а потом еще троих — всех по обвинению в измене. Комитет общественной безопасности тогда же передал ему письмо, что жители Лоуренса не будут сопротивляться федеральным властям при исполнении законов территории.

— Трусы!.. Жалкие трусы!.. Они покорились лжезаконам Шоуни.

— И это не помогло. Но что было делать? В городе осталось не больше двухсот ружей и едва ли десяток бочонков пороха. И командовать некому. Комитет сначала согласился, чтобы все жители Лоуренса сдали оружие только федеральным войскам. Но потом, к вечеру в среду, уже сдавали оружие шерифу Джонсу и его отряду.

— Трусливые самоубийцы. Бараны сами подарили рога волку…

— Он обещал, что будет соблюдать закон и порядок. Они ждали, пока наши сложат оружие, и тогда ринулись в город. Верховые, пешие, в фургонах, в повозках, с флагами, горланили новую песню… дикая такая плясовая мелодия:

Всем янки на страх
Истребим негролюбов!
Хотим во всех краях
Вершить законы Юга!

— Неужели никто не сопротивлялся?

— Нет. Ни единого выстрела. Это было бы безумием. Многие женщины и дети бежали в леса к северу. Нападающие выкатили пушки на площадь против Дома свободного штата. Шериф Джонс махал бумагой и кричал: «Решение федерального суда — уничтожить эту крепость беззакония». Генерал Ачесон, да-да, это он, вице-президент из Вашингтона, навел и дал первый выстрел, потом выпустили еще ядер тридцать со ста шагов… Когда рухнула стена и дом загорелся, Джонс заорал: «Это самый счастливый день в моей жизни… Клянусь богом, это я добился такой победы… Это я!» Потом они разбивали печатные машины и жгли все, что могло гореть в редакциях газет «Гералд Свободы» и «Канзас — штат Свободы». А другие шатались по улицам, разбивали окна, вламывались в дома: «Где тут вольноземельцы?.. Где они, желающие свободной земли?..» Они сожгли дом Робинсона и еще дома в городе и за городом…

— Кого убили?

— Не знаю. Об убитых не слыхал. А избитых видел, много избитых, оплеванных, ограбленных. Мой брат сам слышал, как Ачесон на площади поучал своих миссурийцев: «Мы, — говорил он, — должны помочь навести здесь порядок и утвердить закон. Будьте мужественны и ведите себя достойно. Помните, что джентльмен Юга всегда почтительно вежлив с леди. Но женщина, которая нарушает законы да еще осмеливается взять в руки оружие, разумеется, уже не может считаться леди. И поэтому, — тут уж он совсем распалился, — кто бы ни попытался мешать вам, будь то мужчина или женщина, никаких колебаний, и пусть холодный свинец спровадит в жаркий ад любого врага!»

— Господи! Неужели эти негодяи останутся безнаказанными!

— Капитан! Идем на Лоуренс, мстить. Немедля мстить.

— Ты обезумел, парень. Нас меньше полусотни. И не у каждого ружье. А там несколько сотен вооруженных до зубов…

— Что же делать? Неужели будем прятаться, как зайцы, как мыши?

— Нужно выждать, собрать подкрепление… Разведать дороги…

— Нужно жаловаться в Вашингтон.

— Кому? Президенту Пирсу на его заместителя? Или, может быть, вице-президенту Дэвиду Ачесону на Дэвида Ачесона — генерала головорезов?

— А наши дома пока беззащитны… Мы тут в лесу молимся и митингуем, а наших жен и детей могут убить.

Джон Браун слушал взволнованную разноголосицу. Слушал гневные, тревожные слова, голоса, хриплые, звонкие, срывающиеся от ужаса, от горя, от ярости. Он смотрел на сына, окруженного толпой стрелков. Нет, тот не растерян, сосредоточенно думает, но все поглядывает на отца, ждет помощи…

Негромкий твердый голос старика врезался в перепалку.