Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

В сентябре пришло письмо от негров из Филадельфии: «Мы считаем, что именно Вы — тот единственный человек, кто по-настоящему нас представляет… Некоторые из нас готовы последовать за Вами».

Хинтон. Хинтон был в Канзасе. Уже знает, что такое бой, кровь. Сколько раз они там говорили о рабстве, о будущем. Брауну казалось, что Хинтон полностью разделяет его взгляды. Ему почти всегда так казалось: он говорил, он ощущал собеседника, особенно молодого, видел, как загорались глаза… А того, что подчас настроение круто менялось у тех же собеседников наедине или под влиянием иных советчиков, — этого Браун не видел. И вообразить такое ему было трудно: ведь у него самого между словом и поступком почти не было зазора.

Где Джеймс Редпат, другой канзасский корреспондент? Тоже прошел боевое крещение, какие речи произносил, сам Браун такого не говорил: «Если все американские рабы — мужчины, женщины, беспомощные младенцы, если даже все они падут на поле боя или окажутся жертвами мести… если останется в живых только один человек, только он один и сможет насладиться плодами завоеванной свободы, то за свободу этого единственного негра, доставшуюся всеобщим истреблением и его собственного народа и его угнетателей, за его свободу будет заплачено не очень дорого».

Наверно, не так уж трудно было произносить речь о всеобщей гибели ради свободы одного. А пробраться тайком сюда, на Юг, к этой заброшенной ферме, и здесь терпеливо ждать — это трудно, очень трудно. Ждать сигнала к атаке. Ждать сжавшись, скорчившись, прячась ото всех. Ждать неизвестно сколько времени. По сигналу встать. Знать, что в тебя будут стрелять. В тебя, в твоих товарищей, в тех, с кем ты сроднился, в тех, кто тебя порою и раздражал, но кто стал тебе ближе отца с матерью, ближе жены, ближе сестры и брата, ближе всех на свете…

Где же Редпат, который готов был жертвовать целым поколением?

В самом начале пятьдесят девятого года вышла книга Редпата «Заметки бродячего репортера. Разговоры с рабами в южных штатах». Эту книгу автор посвятил Джону Брауну: «Вы старый герой! Поверьте, что надо помочь рабам восстать, призвать их к мятежу; обуреваемый этими чувствами я приношу к вашим ногам этот свой вклад!»

Браун верил, что рабам надо помочь восстать, и Каги верил, и Шилдз Грин. И они действовали в соответствии со своей верой.

А Хинтону и Редпату было написано на роду другое — стать первыми летописцами Харперс-Ферри, оставить свидетельства о Брауне, о его соратниках.

Постепенно разговоры о неприехавших замолкали, к концу сентября их как бы сами себе запретили.

Браун долго не мог прийти в себя после встречи с Дугласом. Очень не хотелось этим делиться, но Каги и Грин знали, да имя Дугласа, естественно, называлось едва ли не чаще всех других.

Кратко рассказал и попросил не возвращаться к этому. Парни поняли.

Временами смотрели на дорогу, потом перестали смотреть.

Все же отряд медленно пополнялся. Пятнадцатого октября прибыли последние трое: негры Джон Копленд и его дядя Льюис Лири — их обоих завербовал Каги — и совсем не предвиденный Френсис Джексон Меррием, внук известного бостонского аболициониста. Он вырос в богатой семье, все получил готовым — дом, деньги, книги, положение в обществе, знакомство с лучшими людьми времени. Меррием считал себя страстным противником рабовладения, хотел участвовать во всех битвах. Очень преувеличивал свое собственное значение. А его не принимали всерьез, называли легкомысленным, не доверяли. Он обижался, тем яростнее стремился доказать, самоутвердиться.

В 1858 году он поехал с Редпатом по Гаити и по южным штатам. Результатом поездки и была книга «Записки бродячего репортера». Френсис писал Уэнделлу Филипсу: «…на Юге меня могут убить, и я даже буду рад этому, хотя я и трус, и не знаю, на что смогу осмелиться ради Дела», И спрашивал Филипса: «Можно ли человеку, которого на Юге посадят в тюрьму за то, что он крал рабов, можно ли этому человеку передать яд или какое-либо другое смертоносное средство?»

Меррием готовился к гибели, гибели театральной, сопровождаемой соответствующими жестами.

К нему обратились с просьбой о деньгах для Брауна.

— Я добуду деньги, но возьмите и меня в придачу к деньгам.

Шестого октября Меррием явился к Хиггинсону, сказал, что у него есть шестьсот долларов и он хочет с этими деньгами немедленно ехать к Брауну, Где его искать?

Хиггинсон колебался — давать ли адрес. Неуверенность в Мерриеме не исчезла. Но деньги были нужны, люди были нужны, а добровольцы отнюдь не толпились у дверей. Он поделился сомнениями с Сэнборном. Тот ответил:

— Меррием так же подходит для этого дела, как дьявол для охраны порохового склада. Однако каждый может пригодиться!.. Я ни от кого не жду многого, но, если тебе в рот падает слива, неужели ты не съешь ее потому, что она не груша и не тыква?

Адрес дали, Меррием поехал. Опасения оказались напрасными, он вел себя вполне достойно.