Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

По-моему, это невероятно, потрясающе, кошмарно. Мне просто хочется уйти под воду, погрузиться в море ото всех этих мерзостных грехов… Я хотела бы, чтобы отец поехал в Бостон и прочел бы проповедь, осуждающую закон о беглых рабах».

Джон Браун писал жене: «Закон о беглых рабах, кажется, породит больше аболиционистов, чем все речи и лекции за многие годы… Я, разумеется, поднимаю дух моих друзей, советую им „верить богу и держать порох сухим“. Так я и заявил публично на собрании в честь Дня Благодарения».

Осенью 1850 года Браун читал газеты внимательней, чем когда-либо раньше. И прежде всего отчеты о прениях в конгрессе, радовался, когда противники рабства находили все новые убедительные, благородные доводы. Сенатор Джошуа Гиддингс говорил, что возвращение беглых рабов на Юг равносильно их убийству. Сенатор Вильям Сюард утверждал, что закон о беглых рабах — самая большая угроза Союзу Штатов.

Почти все ораторы призывали к миру. Но в речах все чаще звучали слова «отделение», «раскол», «война». Репортеры писали, что многие сенаторы и члены палаты представителей, даже приходя в конгресс, были вооружены пистолетами и ножами. Член палаты представителей от Северной Каролины заявил, что если северяне не поддержат закон о беглых рабах, то «прольется кровь и просто уже не останется в живых конгрессменов для кворума…».

Браун часто узнавал в речах свои мысли, свои ощущения. Он сердился, когда аргументы противников закона казались ему недостаточно убедительными или высказывались слишком осторожно, с оговорками. Читая речи представителей Юга или северян, готовых любой ценой достичь соглашения, с трудом сдерживал ярость.

Рабовладельцы наступали. Закон о беглых рабах пес удушье и на Север.

Вернулись мысли, и раньше настойчиво стучавшие: надо что-то делать.

Очередное известие из Бостона: схвачен негр Энтони Бернс, его должны отправить обратно на Юг. Погоня за Бернсом уже обошлась в сорок тысяч долларов, но рабовладельцы не жалеют денег, им важен прецедент: они хотят утвердить свои права на Севере. У здания бостонского суда идет настоящая битва, в ней участвуют литераторы, священники, в том числе и будущие помощники Брауна. Он совсем было собрался в Бостон — принять участие в этой битве за Бернса. Но тут обнаружилось, что можно действовать и здесь, в Спрингфилде.

Сырое зимнее утро. Браун проснулся мрачный. Накануне принесли неприятное письмо овцевода, у которого он брал шерсть в долг. Тот настаивал: немедленно оплатить, сроки давно прошли. А сын, Джон-младший, писал, что тоже хочет попытаться торговать шерстью, — должно быть, считает себя умней отца, старик прогорел, а он уж будет удачливей. Но более всего рассердило замечание сына: так, между прочим, он упомянул об одном из приятелей — тот, мол, обходится без Библии, ибо древние сказания не помогают в новых делах. Привел это как чуждое суждение, но никак не оценил, словно бы сам согласен с кощунственной дерзостью.

От этих писем, от воспоминаний о долгах, от мыслей о сыновьях, все более отдаляющихся, нарастало раздражение.

Пришел старый негр. Необычно было, что пришел в начале дня — Браун знал, что он работал мельником.

— Большая беда, сэр! Большая беда всем черным людям. Джентльмены Юга добились наконец своего. И в Бостоне, и в Нью-Йорке уже ловят беглых рабов. Мои братья и сестры в большом смятении, мистер Браун, сэр. Плач и стоны, и воздыхания. Они послали меня к вам просить совета. Ведь у нас тут несколько человек совсем недавно с плантаций. Ну и те, кто давно, кто родился здесь уже свободным, очень тревожатся. Приедут охотники с Юга. Приедут, увидят на улице — крепкий черный парень, красивая черная девушка. Эй ты, черномазое рыло, откуда бежишь? Не убежишь! И на цепь, и вниз но старой реке на Юг. Там для хлопка руки нужны. Кто продает черных рабов, хороший бизнес имеет.

— Что же ваши люди собираются делать, мистер Говард?

Старик сверкнул быстрым благодарно-радостным взглядом. Браун любил подмечать эти взгляды негров, когда он называл их «мистер» или «миссис». Удивленные, иногда настороженно недоверчивые или смешливые — как странно шутит, — а потом уже радостные, восхищенные, гордые…

— Некоторые хотят уезжать дальше на Север, в Канаду. Многие в отчаянии, никто не знает, что можно, что нужно делать… А если это божья кара за грехи паши?

— Нет, это происки дьявола и его приспешников. А с ними надо бороться. И медлить нельзя. Соберите всех цветных братьев и сестер сегодня же вечером в церкви. Там и обсудим, как быть, что делать.

В негритянской церкви беленные известкой стены, скамьи, окрашенные охрой… Полумрак. Десяток свечей на дощатой трибуне и на амвоне, чадный факел у входа скупо освещают сотни две прихожан, курчавые головы и едва различимые темные лица мужчин в темных куртках, женщин в пестрых чепцах, в платках, некоторые молодые даже в шляпках.