Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

Одни говорили, писали, убеждали, другие действовали. Наступали сторонники рабовладения.

Негра Дреда Скотта купил врач, живший в Сент-Луисе. Вместе со своим рабом он уехал на Север, там служил в армии, а Скотт работал, накопил денег. Оба вернулись в Миссури. Хозяин умер. Скотт обратился к хозяйке с просьбой о выкупе. Она отказала, негр подал в суд.

Пока медленно вертелись колеса судейской машины, хозяйка вторично вышла замуж, часть наследства — и Дред Скотт в этой части — по завещанию отошла к брату покойного хозяина. Дело тем временем перешло в Верховный суд США. Не просто «дело», не отвлеченность, а живая судьба, окруженная ужасом и болью.

Судья Тэйни произнес длинную речь, доказывая, что Декларация независимости никакого отношения к неграм не имеет. «…Столетие тому назад негров рассматривали как существа низшего порядка, как не способных к соединению с белой расой, не способных к участию в общественных или в политических делах, они настолько ниже белых, что не существует таких прав, которые белый человек обязан был бы уважать; и совершенно справедливо и законно, чтобы негр — ради его собственного блага — оставался бы рабом…»

Тэйпи настаивал на том, что раб — собственность, и призывал к защите священной собственности, обращаясь к конституции США: «…почему этот вид собственности меньше нуждается в охране, чем все другие виды?»

Его слушали собственники. Его слушали рабовладельцы. Его слушали те, кто не хотел никаких реформ, кто боялся любых «измов».

Слушали и слушались.

В деле Дреда Скотта закулисно участвовал даже президент Бьюкенен; два члена Верховного суда внушали некоторые опасения; чтобы они не проявили инакомыслия, им дали крупные взятки.

Шестого марта пятьдесят седьмого года Верховный суд постановил: в иске Дреду Скотту отказать. Нет, в США не существует таких негритянских прав, которые белый человек обязан был бы уважать. Решение по делу Дреда Скотта наглядно продемонстрировало: Верховный суд, как и другие звенья правительственного аппарата, — целиком и полностью в руках рабовладельцев. Рабовладение одержало очередную победу.

Слово «аболиционист» происходит от английского «to abolish» — отменить, запретить. Что же будет отменено: рабство или свобода?

На съезде новой партии — республиканской (она возникла в 1854 году) выступил Авраам Линкольн, молодой, но быстро приобретавший популярность адвокат. Он был противником решения по делу Дреда Скотта, хотя в то время — в пятьдесят восьмом году — он вовсе еще не считал, что неграм надо предоставить какие-либо права. Линкольн сказал: «Разделенный дом долго стоять не может. Я считаю, что правительство разделенной страны — наполовину свободной, наполовину рабовладельческой — долго не продержится…»

Тогда, в пятьдесят восьмом году, еще более известны были слова сенатора Вильяма Сюарда, перекликающиеся с линкольновскими. Сюард произнес речь двадцать пятого октября 1858 года в Рочестере. Уже действовала техника американской паблисити: он заранее роздал эту речь корреспондентам крупнейших газет. Говорил полтора часа. «…Россия до сих пор сохраняет рабство, и там царит деспотизм. Большинство других европейских государств уничтожило рабство и приняло систему свободного труда… Рабство или свободный труд? Те, кто полагает, что эта коллизия случайна, беспричинна, что она — создание каких-то заинтересованных лиц или каких-то фанатичных агитаторов, что таким образом эта коллизия поверхностна, привнесена извне, глубоко заблуждаются. Это неустранимый конфликт между силами противоположными, глубинными, и это означает, что Соединенные Штаты должны — так оно и произойдет рано или поздно — должны превратиться либо в единую рабовладельческую нацию, либо в единую свободную. Либо хлопковые плантации и рисовые поля Южной Каролины и сахарные плантации Луизианы будут обрабатываться свободными людьми, Чарлстон и Новый Орлеан станут рынками, на которых будут продаваться только вещи, товары, либо рисовые и пшеничные поля штатов Массачусетс и Нью-Йорк будут оставлены фермерами, туда привезут рабов, и рабский труд заменит свободный, а рынки в Бостоне и Нью-Йорке тоже станут местами, где торгуют человеческими телами и душами».

«Неустранимый конфликт» — Сюард нашел емкую формулу, в двух словах воплотил то, что до него говорили Хелпер и Фитцхью, Кэлхун и Браун, Филипс и Линкольн.

Браун в октябре был в Осоватоми, в Канзасе, он не мог слышать этой речи Сюарда. Но, конечно, прочитал ее. Среди слушателей было немало его знакомых, единомышленников, был житель Рочестера Дуглас, и они передали, насколько могли, и то, чего нельзя прочитать, а можно лишь почувствовать самому, то особое, неповторимое, как хороший спектакль, сочетание момента, оратора, публики, которая ждет, поддерживает, заранее негодует, заранее приветствует. Публика и оратор взаимно разогревают друг друга, оратор говорит резче, чем намеревался, слушатели слышат гораздо больше, чем сказано…