Но почему бы не умертвить, скажем, нелюбимую Александру? А вот Александра для душевного комфорта матери была обязана выжить! Дело в том, что Александра была
Итак,
Да и «работать» легче с маленьким, с младшеньким, последним.
Но вот незадача: он хоть и испробовал маменькиного молочка, но как назло оказался ещё и способен на ненавистное матери неавторитарное мышление, следствием чего всегда бывает здоровье.
Итак, убиение пятого, самого трудного ребёнка.
Вот уж где Софье Андреевне помогла её предусмотрительность!
Ей на помощь пришёл целый город со своими нездоровыми условиями жизни: Ваничка всё ж таки умер — от инфекционной болезни, после которой в тот год хоронили детей только в Москве. Схоронили и Ваничку. Не окажись семья Толстых в Москве, Ваничке пришлось бы умирать другой смертью: в воде, от удушья, от отравления… Но в городе его смерть казалась естественнее.
Софью Андреевну вообще тянуло в Москву. Как к Танееву. Это не просто образ сравнения. Тот же, прежде всего, механизм притяжения: как и рядом с «музыкантом», уровень некрополя в столице всегда выше, чем где бы то ни было, ведь всякая столица — толпа проституток, начальников, штабных, модных врачей, учителей, точнее место их скученного проживания. Софью Андреевну вообще всегда тянуло прочь из Ясной Поляны, и дело было не только в более здоровых условиях проживания для её детей и потому сложностями с умерщвлением неизбежного тринадцатого. Ей также была важна и власть над детьми. Естественные условия существования способствуют укреплению независимого мышления (как, скажем, у Льва Николаевича и прочих гениев), и уничтожить его можно только так называемым университетским (иезуитским) образованием, основанном на внушениях. Давно известен факт, что так называемое «образование» ведёт к усвоению не столько знаний в данной области науки, сколько бытующих в ней предубеждений и суеверий. Науку и вообще знания человечества (и свои тоже) продвигали вперёд всегда только самоучки. Это знание столь доступно, оно столь на поверхности, что используется для составления предсказаний. Скажем, тот же знаменитый Шерток сказал, что психология в XX столетии топчется на месте и прорыв вперёд будет совершён непрофессионалом. Разрушительность «университетского» образования замечена давно, успехи самоучек тоже, и, видимо, отчасти этими соображениями руководствовался Лев Николаевич, оставляя университет с многочисленными старательными и не очень старательными студентами, равно канувшими в безвестность. Казалось бы, та мать, у которой, как у Софьи Андреевны (всё-таки, жена Толстого!), была возможность осмыслить оба подхода к принципам образования и которая, действительно,
Но не такие были желания у Софьи Андреевны!
Некастрированность мышления детей для Софьи Андреевны означала их самостоятельность, адекватность суждений, а следовательно, реальную оценку ими матери и, как следствие, выход их из-под её контроля. Задавить их как личностей можно было только путём раскачивания маятника садомазохизма любыми способами — лишением общения с отцом, перемещением в зону с повышенным уровнем некрополя (столицу), извращением способов адекватного мышления («дать образование»), чтобы они оставались гипнабельными для всяких некрофилов вообще и для неё в частности.