Подноготная любви

В.: Вот точное слово — сжигающее! Сжигающее вожделение.

П.: Так мы же всё-таки писатель, а не хухры-мухры.

В.: Ну вот, началось!

П.: Так. Не будем расслабляться. Как ты скажешь, мы уже достаточно обсудили проблему наших с тобой ссор? Достаточно, чтобы вытащить эту спицу?

В.: Достаточно.

П.: Будешь вытаскивать?

В.: Буду. Только…

П.: Что? Вперёд или назад?

В.: А почему ты это спросил?

П.: Потому что, кто знает, может быть, там на спице есть какие-нибудь зазубрины? И назад не вытащить.

В.: Ты прямо как видишь. Зазубрины действительно есть. Как на рыболовном крючке. Но вытаскивать всё равно надо назад. Тем же путём, каким и воткнули.

П.: Ну так вытаскивай.

В.: Ой! Ой!

П.: Больно? Может быть, помочь?

В.: Нет, не надо, я сама. Ой!.. Всё…

П.: Прекрасно. Как твоё самочувствие?

В.: Замечательно. Во всём теле чувство лёгкости, и голова — такая ясная! А лоб — прохладный.

П.: Хорошо. Ощущение: ещё позанимаемся или на сегодня достаточно?

В.: Достаточно.

П.: Хорошо. Вспомни что-нибудь приятное. Случалось ли у тебя в последнее время что-нибудь приятное?

В.: Приятное? Случалось. И очень часто. А то, чем мы сейчас занимаемся, разве не приятное? Разве это не прекрасно, что я на тебя не буду больше понапрасну наскакивать? Разве это не чудесно? Разве от этого не должно хотеться улыбаться?..

И как написали бы в романах: «Он почувствовал нежное прикосновение затрепетавших губ. Он закрыл глаза, и ему показалось, что всё тепло взаимопонимания, которое только может вместить мир, ласково прильнуло к его телу. Он…»

(Это безобразие! Такие вещи стали писать в философско-медицинских трактатах! И это — взрослые люди! Просто какой-то ужас! После «Он» вычеркнуть, вымарать и забрызгать сверху чернилами!!! — Редактор.) (Это не я, это какой-то другой редактор! — Примеч. наст. ред.)

Глава тридцать вторая

Модный доктор

Если бы автор верил в переселение душ, то он был бы вынужден признать, что «модный доктор» («дорогой экстрасенс», как его называла В.) есть очередное воплощение той сущности, которая в прежнем воплощении была Гришкой Распутиным — столько у этих двоих людей общего!

Тут и:

— монастырское прошлое;

— групповухи (участие в групповом сексе);

— соучастие в самых гнусных преступлениях;

— массовое обожание со стороны женщин;

— пользование деньгами поклонниц;

— умение останавливать кровь;

— целительство психогенных заболеваний, которые по недоразумению и невежеству считают неизлечимыми;

— скабрёзные нашёптывания пациенткам во время сеансов «целительства»;

— истовая преданность православной вере;

— пьянство;

— частое молитвословие и «покаяния»;

— требование к поклонницам хранить подаренные им иконы;

— благословение на их (Гришки и «дорогого») деятельность от высших православных иерархов;

— будуарный способ влияния на государственные решения, и т. д.

Однако, поскольку души не переселяются, то удивляться остаётся только чистоте типа очередного «Божьего человека». Причём подобию спонтанному, потому что у «дорогого экстрасенса» в условиях советской тотальной цензуры и тотального неиздания неавторитарной литературы познакомиться с материалами о Распутине возможности, скорее всего, не было.

Современники Распутина пишут, что Гришка — явление типическое: дескать, разве что не в каждой русской деревне были такого типа мужики, слово которых для многих деревенских баб было последней инстанцией. Распутин интересен разве что тем, что оказался фаворитом в семье не сельского кулака, а императора и самодержца России.

Григорий Распутин, действительно, вошёл в историю потому, что в падении царской России (иными словами: организации в стране кровавого шабаша ленинщины и сталинщины) ему приписывают роль более значительную, чем коммунистической и всем прочим деструктивным партиям вместе взятым. И приписывается не без основания: до появления Распутина народ бескрайней Российской империи по своему обыкновению власть боготворил, боготворил он её и после воцарения Ленина, Сталина и последующих им подобных правителей, и поколебать его веру не могли никакие при царизме революционеры-бомбисты, а при социализме диссиденты, но вот появление при дворе последней российской императрицы — «святой» Александры Фёдоровны — конокрада Гришки Распутина привело к уничтожению не только царственного дома Романовых, но и, в каком-то смысле, России.