Подноготная любви

— Вспомнила, — Галя опять засмеялась, как колокольчиком зазвенела, — как же ты тогда испуга-а-ался!

— Когда?

— Когда у дома — после молитвы — я сказала, что фригидная и холодная! — И опять её смех зазвенел — как из чистой воды хрусталя колокольчик…

XI

— Алёша! — услышал он, как ему показалось, из ванной — там Галя принимала душ.

— Звала? — открыл к ней дверь Ал.

— Нет, — мягко обернулась к нему Галя.

И вдруг у Ала перехватило дыхание — от ощущения, что здесь и сейчас он уже был прежде, лет двадцать назад. Та же линия обнажённого тела, тот же ракурс, та же струящаяся вода, то же небывалое сочетание по-детски открытого взгляда с формами сложившейся женщины. Он всё это видел прежде — во сне! Запомнилcя же этот сон отчасти потому, что увиденная женщина-ребёнок совсем не совпадала с тем идеалом, который прививался рекламой фотомоделей, и которые, естественно и к сожалению, нравились и ему. Да и снилась обычно какая-нибудь из виденных накануне. А тут приснилась прежде невиденная и совсем другого типа. А ещё потому запомнил, что об этом сне рассказал своему школьному приятелю Леониду, тому самому, мать которого из Канады под одеждой провезла через границу коммунистической империи Евангелие. Рассказывал — и вслух удивлялся, как ему тогда казалось, несовместимому — детскому взгляду при женственных формах. Но сейчас, здесь, в ванной комнате квартиры Галиных родителей было одно отличие: та девочка из его юношеского сна не всё время просто стояла под ласкающими струйками воды и, чуть улыбаясь, смотрела на него, но, перед тем как вернуться туда, откуда появилась, сделала необычный жест. Воспоминание это разом озарило Ала, но одновременно с этим забилась отчётливая мысль: «Не на-до, что-бы мы-сль мо-ю про-чла — ка-кой же-с-т». У Ала уже были возможности убедиться, что Галя может читать его мысли и приспособился от такого её контроля защищаться: для этого достаточно было повторять по слогам её имя — Га-ля, Га-ля, Га-ля… — и тогда считывать его мысли ей не удавалось.

— Я тебя видел во сне. Вот именно такой! — сказал Ал.

— Да? — вопросительно улыбнулась Галя.

— Подробности все — и ванна, и душ, и тот же ракурс, и та же линия фигуры… Давно это было. Лет двадцать назад. Мне тогда было лет семнадцать. Или шестнадцать. Только…

— Только — что? — спросила Галя, переводя струю воды с одного плеча на другое.

— Только ты тогда очень… очень необычный жест сделала.

«Га-ля, Га-ля, Га-ля, Га-ля…»

Она ничуть не удивилась, спокойно освободила левую руку, чуть наклонилась и — этот жест у неё получился!

— Ух ты! — аж даже ахнул Ал.

— Не знаю почему, — сказала Галя, — но мне хотелось так сделать давно — уже несколько дней. Сама не знаю почему…

«Давно? — удивился Ал. — Но ведь вспомнил я только сейчас… Ведь много лет не вспоминал и не думал?..»

Ал, видимо, не смог бы вспомнить то время, когда расстался с заблуждением, что какое-то в жизни человека событие может быть случайным. Если и бывают в жизни человека случайности, то и они не без особой на то причины — будь то та или иная встреча или совпадение. Тем более закономерно провиденье за два десятилетия своей половинки. Математический расчёт «несуществования» Гали Ал сделал позднее, месяца через четыре, а сделав его и поразившись полученным результатом, стал пытаться осмыслить не только сам необычный жест и заблаговременную к нему подготовку самой Гали (несколько дней) и его тоже (двадцать лет), но и причину того сна. Базовым в рассуждениях было то предположение, что если он её видел во сне за двадцать лет до их встречи, в шестнадцать своих лет, то он мог видеть её и раньше, скажем, лет в пять. Всякий увидевший свою половинку в этом возрасте, распознавший единственную на планете биоритмически согласующуюся с ним женщину как будущую супругу, умом и помышлениями соединившийся с ней, жертвой инцестуальных влечений стать не может. Это очень важное открытие! Заблаговременное совмещение со своей половинкой, по сути, — переворот в психических процессах человека! При соединении с половинкой всем естеством разума сексуальное влечение на родителя противоположного пола направлено быть не может, но только на половинку. В результате — совершенно иные не только чувства, но и судьба, которая для порабощённого комплексом кастрации (Эдипа) превращается в бесконечную цепь драматизаций травм и комплексов, полученных в детстве! Это что — жизнь? Разве жизнь должна быть цепью событий? Ведь очевидно: разве Человек, о котором известно, что создан он по образу и подобию Божию, — Божию!! — Человек, столь значительное в природе явление, разве для того он явлен во Вселенной, чтобы быть игрушкой лабиринта тупиков комплекса кастрации?!!..