Даже когда Глорфиндель привез в Ривенделл практически бездыханного Фродо Бэггинса, пораженного моргульским клинком, я ничем не помогла Элронду. Впрочем, ему это было и не нужно - мой старый друг и сам был великолепным целителем. Я же только утешала, насколько могла, старого Бильбо, в беседах с которым за последние пару десятилетий провела немало приятных часов. Бильбо Бэггинсу я могла рассказать о прошлом. Нет, конечно не о самой его волнующей части, которая много столетий оставалась скрытой во мраке (кто знает, возможно из нее получился бы роман, поразивший бы немало юных сердец). Я рассказывала о прошлом мира, о том, что осталось в тени событий, о которых знали все. И о себе, конечно, тоже. Но для таких, как Бильбо, да даже для таких, как Арагорн, невзирая на его мудрость и древний род, я была историей - слишком далекой и недоступной, чтобы они полностью поняли меня. Я могла смеяться с юными жителями Средиземья или болтать с ними о чем-нибудь незначительном, но, если они вспоминали, что точно так же я могла беседовать с теми, кто для них был историей - с Лютиэн, например, или Финродом (или Мелькором) - их лица менялись. Я не могла рассказать все о себе никому. Но мне нравилось рассказывать, и именно поэтому я любила разговаривать с хоббитом Бильбо, а точнее заваливать его потоком воспоминаний об ушедших временах. И я до сих пор, через очень много лет после того, как эта идея появилась впервые, мечтала писать.
Однажды я рассказывала Бильбо про Эрегион - каким прекрасным он был до прибытия зла, как хорошо спорилась тогда работа эльфов над улучшением мира, как мы были тогда счастливы. И, даже если я повторялась, хоббит слушал меня почти что с раскрытым ртом.
- Моя королева, вы должны написать об этом, - не раз говорил мне Бильбо. - Любой, кто проживает такую долгую великолепную жизнь, полную событий и приключений, просто обязан поделиться ею с остальными!
И, когда хоббит сказал об этом в первый раз, я пораженно взглянула на него, потому что не могла понять, как он, единственный из всех, смог прикоснуться к моей давней тайной мечте.
- Не думаю, - однако, ответила я. - В моей жизни было слишком неприятных моментов, которые должны остаться со мной, - и, увы, с Сауроном и частично с Куруниром, что намного для меня хуже.
- У всех в жизни бывают сложности, но вы только подумайте, сколько удивительно смогут узнать о мире те, кто…
- У всех в жизни бывают сложности, - бесцеремонно перебив Бильбо, слегка передразнила его я. - Кого ты учишь, Бильбо Бэггинс? Как ты уже любезно заметил, мне множество тысяч лет, и от меня веет седой древностью. Кстати, не каждая дама была бы рада тому, что ей об этом напоминают. А если серьезно, Бильбо, то я никогда не напишу о себе, потому что большая часть моей жизни выставляет меня в нелицеприятном свете.
Хоббит, слегка смутившись, кивнул. Неудивительно, я была хотя и не самой известной личностью Средиземья (слава Эру), но определенной славой пользовалась. И, увы, о некоторых неприятных моментах моей частной жизни было неизвестно только тем, кому было совсем на этом наплевать - например, хоббитам в Шире да травке в лесу. Да, не удивительно, что в свое время отец Трандуила был настолько против нашего брака.
- Но ведь это было совсем недолго, - возразил Бильбо, - Напишите про что-нибудь другое - например, про Первую Эпоху.
Воспоминания о том, чем я занималась большую часть Первой Эпохи, заставили меня, не задумываясь, ответить отказом.
- Тогда про Нуменор. Как вы там жили. Вы же любили Нуменор.
- Любила, - медленно ответила я. - Очень любила, - эта идея была уже много лучше.
Но, в конце того разговора, я все же посоветовала хоббиту идти приставать к Элронду - пусть лучше правитель Ривенделла напишет про себя книгу.
- А не то, - шутливо пригрозила я, - превращу тебя во что-нибудь такое страшное, что и Гэндальф ввек тебя не расколдует.
Бильбо потом уже почти сдался и предлагал мне писать не про себя, а про тех, кого я когда-то знала - про свою семью, или про тех, кто стал мне семьей в Дориате или Эрегионе. Но мне не подходило и это. Я не хотела рассказывать чужие истории, я, странным и самоубийственным образом, хотела рассказать свою. Иногда я сидела с чистым листом и бокалом вина на столе и с пером в руке и боялась, что когда-нибудь все мои секреты все же будут раскрыты. Но не мной, думала я, и откладывала перо в сторону. Нет, мои страшные тайны не стали тяготить меня больше, чем тысячу лет назад или во Вторую Эпоху, просто мне все чаще казалось, что никто, кроме Саурона, так и не знал настоящую меня. В Ривенделле было слишком много времени для ненужных разрушающих раздумий. Когда-нибудь я напишу о себе. В Валиноре, когда я уеду от всего.